Акцент на способности Дианетика 55!
Вырезка из Книги Дианетика 55!
стр. 67 — 85
Акцент на способности
Почти каждый осознаёт, что он может быть лучше, чем есть, и может делать те или иные вещи лучше, чем он это делает. И совсем другое дело – попросить кого-нибудь осознать, что он болен, аберрирован или глуп. Почему же человек в состоянии понять, что он может быть более способным, и в то же время очень часто не может понять, что он неспособен? Казалось бы, если человек осознал возможность быть более способным, то отсюда должно вытекать, что он сразу должен осознать, что он до некоторой степени менее способен, чем мог бы быть. Однако по различным причинам этого не происходит. Слишком часто приходится встречаться с полными глупцами, настойчиво заявляющими о своём блестящем уме. С некоторой долей истины можно сказать: если человек утверждает, что для того, чтобы быть таким же умным, как его собратья, ему нет никакой необходимости знать больше, чем он уже знает, то при проверке его понимание и способности окажутся весьма недостаточными.
Земля знает много примеров этому. Фашиста лучше всего можно описать как очень глупого человека, который настаивает на установлении порядка, невыносимого для всех остальных, и при этом считает себя самым умным. Однако даже фашист самой современной разновидности – фашист с ядерной бомбой – первым признал бы, что как он сам, так и другие могут быть более совершенными фашистами.
Основная причина этого проста почти до идиотизма. Человек может понять понимание и увидеть, что понимание может возрастать. Глупость, невежество, болезнь, аберрация, неспособность – всего лишь отход от понимания, они сами являются меньшим пониманием, и поэтому они менее понятны. Человек не понимает, что ему может стать хуже, и поэтому его общение с теми, кто говорит, что ему станет хуже, не очень-то хорошее. Умирающий до самого последнего вздоха верит в выздоровление, что бы он ни говорил врачу или семье. Он не понимает того состояния полного непонимания, которое зовётся смертью. Можно понять то, что доступно пониманию. Нельзя понять непостижимого, так как определение «непостижимого» – это «то, что невозможно понять». Как я уже сказал, это почти по– идиотски простая ситуация.
Жизнь в своём наивысшем состоянии является пониманием. Жизнь в более низких состояниях находится на более низких уровнях понимания, а когда жизнь перестаёт функционировать и достигает того уровня, который может быть назван абсолютной неспособностью, то понимание отсутствует вовсе.
В Дианетике и Саентологии мы очень много занимаемся предметом, называемым: «понимание». У понимания есть вполне определённые составляющие. Этими составляющими являются аффинити[1], реальность и общение.
Аффинити, реальность и общение составляют треугольник, вершины которого взаимозависимы. При некотором рассмотрении этого предмета можно легко обнаружить, что человек не может общаться при отсутствии реальности и аффинити. Далее, человек не может иметь реальность в отношении того, с чем он не может общаться и к чему не чувствует аффинити. Точно так же у человека не будет аффинити к тому, относительно чего у него нет реальности и с чем он не может общаться. Ещё более конкретизируя, можно сказать, что у человека не будет аффинити к тому, относительно чего у него нет реальности и что не может служить для него, предметом общения; у человека не будет реальности относительно того, к чему у него нет аффинити и что не может служить для него предметом общения; и предметом общения для человека не может служить то, относительно чего у него нет реальности и к чему он не испытывает аффинити.
Наглядный пример этого – человек в гневе. Человек впадает в гнев, и его слова совершенно не доходят до того, на кого он разгневан. Говоря ещё проще, самый быстрый способ утратить общение с машиной – это перестать чувствовать к ней какое– либо аффинити и отказаться иметь какую-либо реальность по поводу этой машины.
Мы называем это треугольником АРО. Точные определения трёх его составляющих таковы:
Общение – это взаимообмен идеями или частицами между двумя точками. Более точное определение общения: причина, расстояние, следствие, включая намерение и внимание, а также воспроизведение в точке-следствии того, что исходит из точки-причины.
Реальность – это степень согласия, достигнутого двумя точками, находящимися на концах линии общения. В сущности, это степень воспроизведения, достигнутая между причиной и следствием. То, что реально, является реальным просто потому, что об этом достигнуто согласие, и ни по какой иной причине.
Аффинити – это относительное расстояние между двумя точками, находящимися на концах линии общения, и их относительное сходство. Аффинити подразумевает массу. Само это слово предполагает, что максимально возможное аффинити было бы в случае занимания одного и того же пространства, и это было продемонстрировано экспериментами. Когда какие-либо объекты не занимают одного и того же пространства, то их аффинити определяется относительным расстоянием между ними и степенью воспроизведения.
Можно продемонстрировать, что эти три составляющих – аффинити, реальность и общение – равны пониманию. Выше понимания находится состояние знания, не обладающее формулой или структурой, и пребывание в этом состоянии можно рассматривать как деятельность единицы, – осознающей осознание. Опускаясь с уровня полного знания, мы попадаем в область понимания, поскольку понимание – проявление, относящееся к третьей динамике, свойственное двум или более индивидуумам. Будь вы умелым математиком, вы могли бы посредством символической логики[2] вывести все математические формулы из того принципа, что понимание состоит из аффинити, реальности и общения. Человек не мог бы, назвать обоснованной математику, выходящую за пределы этого треугольника. В понимании нет никаких дополнительных факторов, кроме значимости – но это, конечно, идея или мысль, упомянутые в формуле общения (см. 1 выше).
Если бы мы могли понимать всю жизнь целиком, мы смогли бы тогда вынести всё в этой жизни – это очевидная истина. Кроме того (и это больше связано с темой способности), если бы кто-либо мог занимать то же положение, что и любая часть жизни, он чувствовал бы к жизни достаточно сильное аффинити, чтобы быть способным сливаться с нею или отделяться от неё по своему желанию.
Когда мы говорим «жизнь», каждый из нас более или менее знает, о чём идёт речь, но когда мы используем слово жизнь в практическом смысле, мы должны исследовать её цели, поведение и в особенности формулы, которые она вывела для того, чтобы иметь игру под названием «жизнь».
Когда мы говорим «жизнь», мы имеем в виду понимание, а когда говорим «понимание», то имеем в виду аффинити, реальность и общение. Понимать всё значило бы жить на высочайшем уровне потенциала действий и способностей. Качество жизни существует там, где есть понимание, то есть там, где есть аффинити, реальность и общение. На уровнях непонимания, непостижимости, психосоматических заболеваний, отсутствия физических и умственных способностей жизнь гораздо менее активна. Поскольку жизнь есть понимание, она пытается понимать: Когда она вдруг сталкивается лицом к лицу с чем-то, что недоступно её пониманию, она чувствует перед собой преграду и испытывает недоумение, она чувствует, что тут есть какая-то тайна и что эта тайна является угрозой существованию.
Тайна внушает жизни отвращение, и поэтому жизнь ищет то, что привело бы к видимому уменьшению тайны, и в этом поиске она натыкается на различные тайны, которые она должна раскрывать. Основная тайна заключается в том, что тайна является отсутствием жизни, а полная тайна была бы полным отсутствием жизненности[3]
Давайте теперь взглянем на формулу общения, и мы увидим, что точка-следствие должна воспроизводить то, что исходит из точки-причины. Классический пример этого – телеграмма со словами: «Я тебя люблю», посланная из Нью-Йорка в. Сан– Франциско. Когда она доходит до Сан-Франциско, машины, находящиеся на коммуникационной линии, извращают её до такого вида: «Я тебя убью». Это не воспроизведение считается ошибкой, и оно может привести к значительным проблемам и серьёзным неприятностям. Следовательно, такое общение нельзя считать очень хорошим. В данном случае всё было в порядке с исходным намерением. Всё было в порядке со вниманием, которое уделяют телеграфной линии в Сан-Франциско. Единственное, что было не в порядке: в точке-следствии не было воспроизведено то, что исходило из точки-причины.
Итак, раз жизнь – это понимание, ей было бы чрезвычайно трудно общаться с чем-то, что является непониманием. Другими словами, жизнь, столкнувшись с непониманием, почувствовала бы перед собой преграду, потому что она, являясь пониманием, не может стать непониманием, не приняв на себя роль чего-то непостижимого. Таким образом, охотник за тайнами – если только он не прокладывает путь очень осторожно – попадает в ловушку: он сам становится тайной.
Когда кто-то находится в точке-причине и общается с непостижимой точкой-следствием, то для того, чтобы вообще донести до неё хоть какое-нибудь сообщение, ему необходимо тем или иным образом снизить своё понимание, двигаясь в направлении непостижимости. Эту уловку хорошо знают продавцы. Продавец, глядя на своего очередного покупателя, замечает, что тот интересуется футболом, а затем, чтобы этот покупатель воспринял его уговоры купить товар, продавец притворяется, будто и сам интересуется футболом. Этот продавец устанавливает точки согласия и потенциального воспроизведения, а затем переходит к общению. Таким образом охотники за истиной часто забредали лишь в лабиринты лжи – в тайны – и сами становились непостижимыми и приходили к непостижимым заключениям. Таким образом мы получаем то состояние, в котором находятся философские учебники Земли. Замечательным примером этого является Иммануил Кант[4], Великий китаец из Кёнигсберга. Немецкие причастные обороты и обстоятельственные придаточные предложения, которые он использовал, и перемена его мнения на 180 градусов во второй его книге по сравнению с первой полностью препятствуют нашему пониманию – так же, как с конца XVIII века это препятствовало пониманию студентов, изучавших философию. Но сам факт непостижимости этой философии придал ей долговечность, потому что жизнь чувствует, что ей брошен вызов, когда что-то притворяется пониманием, но тем не менее является непостижимостью. Это и есть та могила, в которую сходит так много философов. Это тот гроб, в который в конце концов вгоняет себя математик, стремящийся раскрыть тайны вселенной с помощью своей науки. Однако нет никаких оснований страдать лишь из-за того, что перед тобой несколько тайн. Критерий здесь таков; обладает ли человек способностью действовать по собственному детерминизму. Если человек сам, по своему желанию, может принять решение быть неспособным понимать, тогда, конечно, он может сам принять решение снова стать способным понимать. Но если он навязчиво[5] и без понимания находится в таком состоянии, когда за него принимают решение о его неспособности понимать, тогда, конечно, он пропал. Таким образом, мы обнаруживаем, что единственная ловушка, в которую может попасть жизнь, – это делать что-то, не зная, что она это делает. Так мы приходим к более точному описанию тайны и обнаруживаем, что тайна (или любые тайны) может существовать только тогда, когда жизнь решила встретиться с ней, не зная и не понимая того, что она сама приняла такое решение. Тогда тайной высшего сорта было бы что-то, что поставило бы жизнь на путь забывания того, что она смотрит на тайну.
Человек всегда в состоянии понять, что его способность может возрасти, потому что в направлении возрастания способности лежит и большее понимание. Способность всецело зависит от большего и лучшего понимания той сферы деятельности, в которой человек хочет стать более способным. Когда человек пытается понять, что такое меньшая способность, он, конечно же, смотрит на меньшую постижимость, меньшее понимание, и поэтому понимание им снижения способности намного хуже, чем понимание возрастания способности. Когда понимание способности отсутствует, возникает страх её утраты, который просто является страхом перед неизвестным или же страхом перед тем, что считается непознаваемым, потому что в меньшей способности меньшее понимание и меньшая известность.
Поскольку жизнь не хочет встречаться с тем, что в меньшей степени похоже на жизнь, у человека есть склонность удерживать себя от встречи лицом к лицу с менее понятным и сопротивляться этому. Именно это сопротивление само по себе приводит к возникновению нисходящей спирали[6] скатыванию к меньшей способности. Жизнь не выбирает сама это скатывание к меньшей способности (если только она не знает связанных с этим принципов). Жизнь сопротивляется и тем самым приводит себя к меньшей способности. Тут действует основополагающий закон: чего боишься, тем и становишься. Когда человек отказывается воспроизводить что-то, но тем не менее остаётся вблизи этого, то само его сопротивление той вещи, которую он отказывается воспроизводить, приведёт в конце концов к наличию у него такого количества энергетических картинок этой вещи, что он, для того чтобы иметь хоть какую-то массу, станет обладателем этих картинок; и в действительности не замечая того, что. произошло, он, скорее всего, примет (на уровне этих картинок) те вещи, которые он раньше отказывался воспроизводить. Таким образом, мы получим загадку инграммы, факсимиле, если одновременно с вышесказанным мы поймём, что жизнь не видит ничего плохого в том, чтобы иметь вокруг себя энергетические массы, и, что самое интересное, она несчастна, если у неё нет какой-либо энергии. Ибо если нет энергии, то нет игры. У жизни есть девиз: любая игра лучше, чем никакой игры. У неё есть и другой девиз: любое обладание[7] лучше, чем никакого обладания. Поэтому есть люди, которые цепляются за наиболее запутанные и разрушительные факсимиле и механизмы. Им не обязательно нужны эти хитросплетения, но им всё же нужна та энергия или игра, которую эти хитросплетения, как им кажется, предлагают.
Если вы хотите привести кого-нибудь в хорошее состояние, вы должны сосредоточиться на повышении уровня способности и понимания. Единственная причина, по которой что-то плохое оживает, заключается в том, что понимание вдохнуло в это дополнительную жизнь. Когда индивидуум находится лицом к лицу с какой-то тайной, то уже сам факт того, что он находится лицом к лицу с этой тайной и наделяет её жизнью, является причиной того, что тайна приводится в действие и обретает силу. Плохая ситуация может продолжать «жить» лишь в том случае, если она черпает жизнь у близлежащих источников общения. Таким образом, всё плохое в жизни «живёт» лишь в той степени, в которой в него вкладывается понимание. Примером этого может служить полиомиелит[8] который когда-то был совершенно второстепенной и никому не известной болезнью. Различные публикации, массовая реклама, множество призывов к борьбе с этой болезнью способствовали тому, что она вышла на передний план и проявила себя в обществе. В действительности полиомиелит жив лишь в той степени, в которой в него можно вложить жизнь. Можно предположить, однако, что полиомиелит будет существовать и продолжать развиваться, даже если его игнорировать. Да, если игнорировать полиомиелит теперь, уже зная о нём, то так оно и случится. Эта болезнь будет продолжать существовать, даже если бы все старательно её игнорировали. Фактически она бы усугубилась. Но если бы она была полностью понята и если бы люди могли находиться с ней лицом к лицу без необходимости сопротивляться ей, то эта проблема была бы разрешена.
У кого-то может возникнуть вопрос: почему это медсёстры и врачи инфекционных отделений не заражаются сразу же от больных? Здесь перед нами ещё один фактор, аналогичный пониманию, но сформулированный иначе. Люди не приобретают навязчиво того, чего они не боятся. Человек должен сопротивляться чему-то, бояться чего-то или бояться последствий этого, прежде Чем это что-то сможет заставить его навязчиво испытывать какое-либо Неблагоприятное воздействие. Он мог бы в любое время воспроизвести это «что-то» на основе селф-детерминйзма[9] но это, разумеется, не вызвало бы каких-либо проявлений болезни (они могли бы иметь место лишь в установленный им самим отрезок времени), поскольку это не было бы навязчивым, это не происходило бы против его воли.
Компонентом понимания и способности является контроль. Конечно, если человек всё полностью понимает, нет необходимости контролировать всё и повсюду. Однако при меньшем понимании вещей – и конечно, когда есть настрой на то, чтобы поиграть в игру, – контроль становится необходимым фактором. Анатомия контроля – начать, изменить, остановить, и это настолько же важно знать, насколько важно знать, что представляет собой понимание, а также треугольник, составляющий понимание (аффинити, реальность, общение).
У врачей и медсестёр в инфекционных отделениях есть определённое чувство контроля над болезнями, которые они видят перед собой. И сами они становятся жертвами болезней лишь тогда, когда начинают осознавать свою неспособность справиться с ними, неспособность вылечить своих пациентов. Ввиду того факта, что за последние несколько веков мы добились очень больших успехов в борьбе с инфекционными болезнями, врачи и медсёстры могут без каких-либо отрицательных последствий для себя разгуливать по инфекционным палатам.
Те, кто борются с болезнью, имеют некоторый контроль над ней, поэтому они больше не боятся болезни и она не может оказать на них вредное воздействие. Конечно, существует уровень «телесного понимания», на котором будет проявляться что-то наподобие страха, но и тут будет верным то же самое утверждение. Людям, которые способны что-либо контролировать, нет необходимости бояться этого, и это не оказывает на них вредного воздействия. Люди, которые не могут контролировать что-либо, могут подвергаться вредному воздействию со стороны этого.
Мы привели пример того, что может случиться в сфере деятельности, связанной с болезнями. А как насчёт человеческих аберраций? Мы обнаруживаем, что в лечебницах во всём мире слишком часто находятся не только обычные пациенты, но и бывшие работники этих учреждений. Это довольно поразительная вещь – обнаружить в палате номер девять медицинскую сестру, которая прежде работала в психиатрической больнице. В этой области отсутствовали контроль и понимание. Люди не понимали, что представляют собой душевные болезни, аберрации, умопомешательства, неврозы. Первым действительным усилием разобраться в этом, которое привело к сокращению данной статистики, был фрейдовский психоанализ[10], но он всё же требовал слишком много времени и поэтому не был эффективным оружием. Эти врачи и медсёстры клиник для душевнобольных, ставшие впоследствии пациентами тех же самых учреждений, определённо знали, что они не имеют никакого реального контроля над безумием. Таким образом, поскольку они не имели контроля над безумием, они стали подвержены безумию. Они не могли начать, остановить и изменить безумие. О дикости такого положения наглядно свидетельствуют те средневековые пытки, которые применяются в таких клиниках в качестве «лечения». Говоря «вылеченный», люди, ответственные за эти учреждения, просто подразумевают «более тихий». Естественный ход вещей привёл бы их к тому, что они стали бы смотреть на это с точки зрения эвтаназии[11] (так оно и случилось): лучше умертвить пациента, чем позволить его безумию продолжаться. И они даже осуществили это; около двух тысяч душевнобольных пациентов в год умирает на электрошоковых машинах, а процент умерших при операциях на мозге очень высок. Единственное, в чём электрошок и операции на мозге эффективны, – это в том, что они делают пациента менее живым и более мёртвым, и конечный результат их применения – смерть, – который достигался так много раз, был бы в этом случае, конечно же, единственным способом прекратить душевную болезнь. Эти люди, конечно, не могли даже представить, что бессмертие человека в сочетании с безумием приведёт к возникновению проблемы в будущем поколении. Они, несомненно, считали, что если они убивают пациента или просто делают его гораздо более тихим, то в какой-то степени одерживают победу. Но тот факт, что, согласно закону, нельзя уничтожать людей – независимо от того, в здравом они рассудке или нет, говорит против этого «решения».
С появлением Дианетики (если говорить об относительно узкой области её применения) мы приобрели некоторый контроль над безумием, неврозами и аберрацией, и мы можем действительно начинать, останавливать и изменять аберрацию. В первой книге – «Дианетика: современная наука душевного здоровья» – были представлены методы, которые вызывают проявление практически каждого психического феномена, известного в области безумия и аберрации, а затем справляются с этим. А там, где одитор не смог ничего сделать для сумасшедшего или невротика, причина неудачи (если это действительно была неудача) чаще всего заключалась в том, что этот одитор в действительности испытывал страх. Его страх происходил исключительно из его неуверенности в том, как начать, остановить и изменить состояние душевнобольного человека.
Сейчас при обучении в академиях Саентологии не придаётся особого значения кейсу самого студента, и всё же по завершении обучения обнаруживается, что студент находится в очень высоком тоне. Обучение полностью сосредоточено на том, чтобы наделить студента способностью справляться со всевозможными видами кейсов. И его уверенность в своей способности (если он завершил обучение) становится достаточной для того, чтобы он мог бесстрашно и спокойно действовать, имея дело с психозами, неврозами и болезнями тела. Ему предоставили технологии, посредством которых можно взять под контроль эти формы «неправильного поведения» жизни. Принимая во внимание тот факт, что он умеет начинать, останавливать и изменять их, – ему больше не нужно их бояться, и он без каких-либо отрицательных последствий для себя смог бы работать в окружении безумцев, если бы в этом заключалась его задача.
Работа с психозами, неврозами и психосоматическими заболеваниями не является задачей одитора. В действительности всё это вылечивается лишь тогда, когда в той или иной степени игнорируется. При условии, что акцент будет делаться на способности, любое отклонение в конце концов исчезнет. Задача одитора – работать в направлении способности. Если Он повышает общий уровень способностей преклира во всех сферах и в каждой из них в отдельности, тогда, конечно, исчезнут любые неспособности, такие, как психозы, неврозы и психосоматические болезни. Однако одитор, даже втайне, не интересуется этими проявлениями. Он видит вокруг себя мир, который мог бы быть намного более способным. Сделать его таким – дело одитора. Хотя, в общем-то, деловой мир не признаёт, что с его способностями что-то не так, он может признать, что его способности могут стать лучше. Один хорошо обученный одитор, работая по технологии группового процессинга в военно– воздушных силах США, мог бы утроить количество лётчиков, успешно заканчивающих училища, и мог бы снизить число крушений высокоскоростных самолётов не менее чем на 75 процентов. Это не голословное заявление. Это просто использование уже имеющихся данных, полученных при исследованиях. Задача заключается в достижении больших способностей, а не в искоренении неспособности.
Можно сказать, что перед хорошо обученным одитором было бы достаточно поставить задачу просто повысить уровень понимания у окружающих, поскольку, делая это, он бы определёно увеличил их способности. Повышая способности, он смог бы вдохнуть в них больше жизни. Общая черта всех неврозов, психозов, аберраций и психосоматических болезней – «не могу работать». В любой стране, где это широко распространено, уровень производства снижается – и продолжительность существования этой страны сокращается.*
Земля знает много примеров этому. Фашиста лучше всего можно описать как очень глупого человека, который настаивает на установлении порядка, невыносимого для всех остальных, и при этом считает себя самым умным. Однако даже фашист самой современной разновидности – фашист с ядерной бомбой – первым признал бы, что как он сам, так и другие могут быть более совершенными фашистами.
Основная причина этого проста почти до идиотизма. Человек может понять понимание и увидеть, что понимание может возрастать. Глупость, невежество, болезнь, аберрация, неспособность – всего лишь отход от понимания, они сами являются меньшим пониманием, и поэтому они менее понятны. Человек не понимает, что ему может стать хуже, и поэтому его общение с теми, кто говорит, что ему станет хуже, не очень-то хорошее. Умирающий до самого последнего вздоха верит в выздоровление, что бы он ни говорил врачу или семье. Он не понимает того состояния полного непонимания, которое зовётся смертью. Можно понять то, что доступно пониманию. Нельзя понять непостижимого, так как определение «непостижимого» – это «то, что невозможно понять». Как я уже сказал, это почти по– идиотски простая ситуация.
Жизнь в своём наивысшем состоянии является пониманием. Жизнь в более низких состояниях находится на более низких уровнях понимания, а когда жизнь перестаёт функционировать и достигает того уровня, который может быть назван абсолютной неспособностью, то понимание отсутствует вовсе.
В Дианетике и Саентологии мы очень много занимаемся предметом, называемым: «понимание». У понимания есть вполне определённые составляющие. Этими составляющими являются аффинити[1], реальность и общение.
Аффинити, реальность и общение составляют треугольник, вершины которого взаимозависимы. При некотором рассмотрении этого предмета можно легко обнаружить, что человек не может общаться при отсутствии реальности и аффинити. Далее, человек не может иметь реальность в отношении того, с чем он не может общаться и к чему не чувствует аффинити. Точно так же у человека не будет аффинити к тому, относительно чего у него нет реальности и с чем он не может общаться. Ещё более конкретизируя, можно сказать, что у человека не будет аффинити к тому, относительно чего у него нет реальности и что не может служить для него, предметом общения; у человека не будет реальности относительно того, к чему у него нет аффинити и что не может служить для него предметом общения; и предметом общения для человека не может служить то, относительно чего у него нет реальности и к чему он не испытывает аффинити.
Наглядный пример этого – человек в гневе. Человек впадает в гнев, и его слова совершенно не доходят до того, на кого он разгневан. Говоря ещё проще, самый быстрый способ утратить общение с машиной – это перестать чувствовать к ней какое– либо аффинити и отказаться иметь какую-либо реальность по поводу этой машины.
Мы называем это треугольником АРО. Точные определения трёх его составляющих таковы:
Общение – это взаимообмен идеями или частицами между двумя точками. Более точное определение общения: причина, расстояние, следствие, включая намерение и внимание, а также воспроизведение в точке-следствии того, что исходит из точки-причины.
Реальность – это степень согласия, достигнутого двумя точками, находящимися на концах линии общения. В сущности, это степень воспроизведения, достигнутая между причиной и следствием. То, что реально, является реальным просто потому, что об этом достигнуто согласие, и ни по какой иной причине.
Аффинити – это относительное расстояние между двумя точками, находящимися на концах линии общения, и их относительное сходство. Аффинити подразумевает массу. Само это слово предполагает, что максимально возможное аффинити было бы в случае занимания одного и того же пространства, и это было продемонстрировано экспериментами. Когда какие-либо объекты не занимают одного и того же пространства, то их аффинити определяется относительным расстоянием между ними и степенью воспроизведения.
Можно продемонстрировать, что эти три составляющих – аффинити, реальность и общение – равны пониманию. Выше понимания находится состояние знания, не обладающее формулой или структурой, и пребывание в этом состоянии можно рассматривать как деятельность единицы, – осознающей осознание. Опускаясь с уровня полного знания, мы попадаем в область понимания, поскольку понимание – проявление, относящееся к третьей динамике, свойственное двум или более индивидуумам. Будь вы умелым математиком, вы могли бы посредством символической логики[2] вывести все математические формулы из того принципа, что понимание состоит из аффинити, реальности и общения. Человек не мог бы, назвать обоснованной математику, выходящую за пределы этого треугольника. В понимании нет никаких дополнительных факторов, кроме значимости – но это, конечно, идея или мысль, упомянутые в формуле общения (см. 1 выше).
Если бы мы могли понимать всю жизнь целиком, мы смогли бы тогда вынести всё в этой жизни – это очевидная истина. Кроме того (и это больше связано с темой способности), если бы кто-либо мог занимать то же положение, что и любая часть жизни, он чувствовал бы к жизни достаточно сильное аффинити, чтобы быть способным сливаться с нею или отделяться от неё по своему желанию.
Когда мы говорим «жизнь», каждый из нас более или менее знает, о чём идёт речь, но когда мы используем слово жизнь в практическом смысле, мы должны исследовать её цели, поведение и в особенности формулы, которые она вывела для того, чтобы иметь игру под названием «жизнь».
Когда мы говорим «жизнь», мы имеем в виду понимание, а когда говорим «понимание», то имеем в виду аффинити, реальность и общение. Понимать всё значило бы жить на высочайшем уровне потенциала действий и способностей. Качество жизни существует там, где есть понимание, то есть там, где есть аффинити, реальность и общение. На уровнях непонимания, непостижимости, психосоматических заболеваний, отсутствия физических и умственных способностей жизнь гораздо менее активна. Поскольку жизнь есть понимание, она пытается понимать: Когда она вдруг сталкивается лицом к лицу с чем-то, что недоступно её пониманию, она чувствует перед собой преграду и испытывает недоумение, она чувствует, что тут есть какая-то тайна и что эта тайна является угрозой существованию.
Тайна внушает жизни отвращение, и поэтому жизнь ищет то, что привело бы к видимому уменьшению тайны, и в этом поиске она натыкается на различные тайны, которые она должна раскрывать. Основная тайна заключается в том, что тайна является отсутствием жизни, а полная тайна была бы полным отсутствием жизненности[3]
Давайте теперь взглянем на формулу общения, и мы увидим, что точка-следствие должна воспроизводить то, что исходит из точки-причины. Классический пример этого – телеграмма со словами: «Я тебя люблю», посланная из Нью-Йорка в. Сан– Франциско. Когда она доходит до Сан-Франциско, машины, находящиеся на коммуникационной линии, извращают её до такого вида: «Я тебя убью». Это не воспроизведение считается ошибкой, и оно может привести к значительным проблемам и серьёзным неприятностям. Следовательно, такое общение нельзя считать очень хорошим. В данном случае всё было в порядке с исходным намерением. Всё было в порядке со вниманием, которое уделяют телеграфной линии в Сан-Франциско. Единственное, что было не в порядке: в точке-следствии не было воспроизведено то, что исходило из точки-причины.
Итак, раз жизнь – это понимание, ей было бы чрезвычайно трудно общаться с чем-то, что является непониманием. Другими словами, жизнь, столкнувшись с непониманием, почувствовала бы перед собой преграду, потому что она, являясь пониманием, не может стать непониманием, не приняв на себя роль чего-то непостижимого. Таким образом, охотник за тайнами – если только он не прокладывает путь очень осторожно – попадает в ловушку: он сам становится тайной.
Когда кто-то находится в точке-причине и общается с непостижимой точкой-следствием, то для того, чтобы вообще донести до неё хоть какое-нибудь сообщение, ему необходимо тем или иным образом снизить своё понимание, двигаясь в направлении непостижимости. Эту уловку хорошо знают продавцы. Продавец, глядя на своего очередного покупателя, замечает, что тот интересуется футболом, а затем, чтобы этот покупатель воспринял его уговоры купить товар, продавец притворяется, будто и сам интересуется футболом. Этот продавец устанавливает точки согласия и потенциального воспроизведения, а затем переходит к общению. Таким образом охотники за истиной часто забредали лишь в лабиринты лжи – в тайны – и сами становились непостижимыми и приходили к непостижимым заключениям. Таким образом мы получаем то состояние, в котором находятся философские учебники Земли. Замечательным примером этого является Иммануил Кант[4], Великий китаец из Кёнигсберга. Немецкие причастные обороты и обстоятельственные придаточные предложения, которые он использовал, и перемена его мнения на 180 градусов во второй его книге по сравнению с первой полностью препятствуют нашему пониманию – так же, как с конца XVIII века это препятствовало пониманию студентов, изучавших философию. Но сам факт непостижимости этой философии придал ей долговечность, потому что жизнь чувствует, что ей брошен вызов, когда что-то притворяется пониманием, но тем не менее является непостижимостью. Это и есть та могила, в которую сходит так много философов. Это тот гроб, в который в конце концов вгоняет себя математик, стремящийся раскрыть тайны вселенной с помощью своей науки. Однако нет никаких оснований страдать лишь из-за того, что перед тобой несколько тайн. Критерий здесь таков; обладает ли человек способностью действовать по собственному детерминизму. Если человек сам, по своему желанию, может принять решение быть неспособным понимать, тогда, конечно, он может сам принять решение снова стать способным понимать. Но если он навязчиво[5] и без понимания находится в таком состоянии, когда за него принимают решение о его неспособности понимать, тогда, конечно, он пропал. Таким образом, мы обнаруживаем, что единственная ловушка, в которую может попасть жизнь, – это делать что-то, не зная, что она это делает. Так мы приходим к более точному описанию тайны и обнаруживаем, что тайна (или любые тайны) может существовать только тогда, когда жизнь решила встретиться с ней, не зная и не понимая того, что она сама приняла такое решение. Тогда тайной высшего сорта было бы что-то, что поставило бы жизнь на путь забывания того, что она смотрит на тайну.
Человек всегда в состоянии понять, что его способность может возрасти, потому что в направлении возрастания способности лежит и большее понимание. Способность всецело зависит от большего и лучшего понимания той сферы деятельности, в которой человек хочет стать более способным. Когда человек пытается понять, что такое меньшая способность, он, конечно же, смотрит на меньшую постижимость, меньшее понимание, и поэтому понимание им снижения способности намного хуже, чем понимание возрастания способности. Когда понимание способности отсутствует, возникает страх её утраты, который просто является страхом перед неизвестным или же страхом перед тем, что считается непознаваемым, потому что в меньшей способности меньшее понимание и меньшая известность.
Поскольку жизнь не хочет встречаться с тем, что в меньшей степени похоже на жизнь, у человека есть склонность удерживать себя от встречи лицом к лицу с менее понятным и сопротивляться этому. Именно это сопротивление само по себе приводит к возникновению нисходящей спирали[6] скатыванию к меньшей способности. Жизнь не выбирает сама это скатывание к меньшей способности (если только она не знает связанных с этим принципов). Жизнь сопротивляется и тем самым приводит себя к меньшей способности. Тут действует основополагающий закон: чего боишься, тем и становишься. Когда человек отказывается воспроизводить что-то, но тем не менее остаётся вблизи этого, то само его сопротивление той вещи, которую он отказывается воспроизводить, приведёт в конце концов к наличию у него такого количества энергетических картинок этой вещи, что он, для того чтобы иметь хоть какую-то массу, станет обладателем этих картинок; и в действительности не замечая того, что. произошло, он, скорее всего, примет (на уровне этих картинок) те вещи, которые он раньше отказывался воспроизводить. Таким образом, мы получим загадку инграммы, факсимиле, если одновременно с вышесказанным мы поймём, что жизнь не видит ничего плохого в том, чтобы иметь вокруг себя энергетические массы, и, что самое интересное, она несчастна, если у неё нет какой-либо энергии. Ибо если нет энергии, то нет игры. У жизни есть девиз: любая игра лучше, чем никакой игры. У неё есть и другой девиз: любое обладание[7] лучше, чем никакого обладания. Поэтому есть люди, которые цепляются за наиболее запутанные и разрушительные факсимиле и механизмы. Им не обязательно нужны эти хитросплетения, но им всё же нужна та энергия или игра, которую эти хитросплетения, как им кажется, предлагают.
Если вы хотите привести кого-нибудь в хорошее состояние, вы должны сосредоточиться на повышении уровня способности и понимания. Единственная причина, по которой что-то плохое оживает, заключается в том, что понимание вдохнуло в это дополнительную жизнь. Когда индивидуум находится лицом к лицу с какой-то тайной, то уже сам факт того, что он находится лицом к лицу с этой тайной и наделяет её жизнью, является причиной того, что тайна приводится в действие и обретает силу. Плохая ситуация может продолжать «жить» лишь в том случае, если она черпает жизнь у близлежащих источников общения. Таким образом, всё плохое в жизни «живёт» лишь в той степени, в которой в него вкладывается понимание. Примером этого может служить полиомиелит[8] который когда-то был совершенно второстепенной и никому не известной болезнью. Различные публикации, массовая реклама, множество призывов к борьбе с этой болезнью способствовали тому, что она вышла на передний план и проявила себя в обществе. В действительности полиомиелит жив лишь в той степени, в которой в него можно вложить жизнь. Можно предположить, однако, что полиомиелит будет существовать и продолжать развиваться, даже если его игнорировать. Да, если игнорировать полиомиелит теперь, уже зная о нём, то так оно и случится. Эта болезнь будет продолжать существовать, даже если бы все старательно её игнорировали. Фактически она бы усугубилась. Но если бы она была полностью понята и если бы люди могли находиться с ней лицом к лицу без необходимости сопротивляться ей, то эта проблема была бы разрешена.
У кого-то может возникнуть вопрос: почему это медсёстры и врачи инфекционных отделений не заражаются сразу же от больных? Здесь перед нами ещё один фактор, аналогичный пониманию, но сформулированный иначе. Люди не приобретают навязчиво того, чего они не боятся. Человек должен сопротивляться чему-то, бояться чего-то или бояться последствий этого, прежде Чем это что-то сможет заставить его навязчиво испытывать какое-либо Неблагоприятное воздействие. Он мог бы в любое время воспроизвести это «что-то» на основе селф-детерминйзма[9] но это, разумеется, не вызвало бы каких-либо проявлений болезни (они могли бы иметь место лишь в установленный им самим отрезок времени), поскольку это не было бы навязчивым, это не происходило бы против его воли.
Компонентом понимания и способности является контроль. Конечно, если человек всё полностью понимает, нет необходимости контролировать всё и повсюду. Однако при меньшем понимании вещей – и конечно, когда есть настрой на то, чтобы поиграть в игру, – контроль становится необходимым фактором. Анатомия контроля – начать, изменить, остановить, и это настолько же важно знать, насколько важно знать, что представляет собой понимание, а также треугольник, составляющий понимание (аффинити, реальность, общение).
У врачей и медсестёр в инфекционных отделениях есть определённое чувство контроля над болезнями, которые они видят перед собой. И сами они становятся жертвами болезней лишь тогда, когда начинают осознавать свою неспособность справиться с ними, неспособность вылечить своих пациентов. Ввиду того факта, что за последние несколько веков мы добились очень больших успехов в борьбе с инфекционными болезнями, врачи и медсёстры могут без каких-либо отрицательных последствий для себя разгуливать по инфекционным палатам.
Те, кто борются с болезнью, имеют некоторый контроль над ней, поэтому они больше не боятся болезни и она не может оказать на них вредное воздействие. Конечно, существует уровень «телесного понимания», на котором будет проявляться что-то наподобие страха, но и тут будет верным то же самое утверждение. Людям, которые способны что-либо контролировать, нет необходимости бояться этого, и это не оказывает на них вредного воздействия. Люди, которые не могут контролировать что-либо, могут подвергаться вредному воздействию со стороны этого.
Мы привели пример того, что может случиться в сфере деятельности, связанной с болезнями. А как насчёт человеческих аберраций? Мы обнаруживаем, что в лечебницах во всём мире слишком часто находятся не только обычные пациенты, но и бывшие работники этих учреждений. Это довольно поразительная вещь – обнаружить в палате номер девять медицинскую сестру, которая прежде работала в психиатрической больнице. В этой области отсутствовали контроль и понимание. Люди не понимали, что представляют собой душевные болезни, аберрации, умопомешательства, неврозы. Первым действительным усилием разобраться в этом, которое привело к сокращению данной статистики, был фрейдовский психоанализ[10], но он всё же требовал слишком много времени и поэтому не был эффективным оружием. Эти врачи и медсёстры клиник для душевнобольных, ставшие впоследствии пациентами тех же самых учреждений, определённо знали, что они не имеют никакого реального контроля над безумием. Таким образом, поскольку они не имели контроля над безумием, они стали подвержены безумию. Они не могли начать, остановить и изменить безумие. О дикости такого положения наглядно свидетельствуют те средневековые пытки, которые применяются в таких клиниках в качестве «лечения». Говоря «вылеченный», люди, ответственные за эти учреждения, просто подразумевают «более тихий». Естественный ход вещей привёл бы их к тому, что они стали бы смотреть на это с точки зрения эвтаназии[11] (так оно и случилось): лучше умертвить пациента, чем позволить его безумию продолжаться. И они даже осуществили это; около двух тысяч душевнобольных пациентов в год умирает на электрошоковых машинах, а процент умерших при операциях на мозге очень высок. Единственное, в чём электрошок и операции на мозге эффективны, – это в том, что они делают пациента менее живым и более мёртвым, и конечный результат их применения – смерть, – который достигался так много раз, был бы в этом случае, конечно же, единственным способом прекратить душевную болезнь. Эти люди, конечно, не могли даже представить, что бессмертие человека в сочетании с безумием приведёт к возникновению проблемы в будущем поколении. Они, несомненно, считали, что если они убивают пациента или просто делают его гораздо более тихим, то в какой-то степени одерживают победу. Но тот факт, что, согласно закону, нельзя уничтожать людей – независимо от того, в здравом они рассудке или нет, говорит против этого «решения».
С появлением Дианетики (если говорить об относительно узкой области её применения) мы приобрели некоторый контроль над безумием, неврозами и аберрацией, и мы можем действительно начинать, останавливать и изменять аберрацию. В первой книге – «Дианетика: современная наука душевного здоровья» – были представлены методы, которые вызывают проявление практически каждого психического феномена, известного в области безумия и аберрации, а затем справляются с этим. А там, где одитор не смог ничего сделать для сумасшедшего или невротика, причина неудачи (если это действительно была неудача) чаще всего заключалась в том, что этот одитор в действительности испытывал страх. Его страх происходил исключительно из его неуверенности в том, как начать, остановить и изменить состояние душевнобольного человека.
Сейчас при обучении в академиях Саентологии не придаётся особого значения кейсу самого студента, и всё же по завершении обучения обнаруживается, что студент находится в очень высоком тоне. Обучение полностью сосредоточено на том, чтобы наделить студента способностью справляться со всевозможными видами кейсов. И его уверенность в своей способности (если он завершил обучение) становится достаточной для того, чтобы он мог бесстрашно и спокойно действовать, имея дело с психозами, неврозами и болезнями тела. Ему предоставили технологии, посредством которых можно взять под контроль эти формы «неправильного поведения» жизни. Принимая во внимание тот факт, что он умеет начинать, останавливать и изменять их, – ему больше не нужно их бояться, и он без каких-либо отрицательных последствий для себя смог бы работать в окружении безумцев, если бы в этом заключалась его задача.
Работа с психозами, неврозами и психосоматическими заболеваниями не является задачей одитора. В действительности всё это вылечивается лишь тогда, когда в той или иной степени игнорируется. При условии, что акцент будет делаться на способности, любое отклонение в конце концов исчезнет. Задача одитора – работать в направлении способности. Если Он повышает общий уровень способностей преклира во всех сферах и в каждой из них в отдельности, тогда, конечно, исчезнут любые неспособности, такие, как психозы, неврозы и психосоматические болезни. Однако одитор, даже втайне, не интересуется этими проявлениями. Он видит вокруг себя мир, который мог бы быть намного более способным. Сделать его таким – дело одитора. Хотя, в общем-то, деловой мир не признаёт, что с его способностями что-то не так, он может признать, что его способности могут стать лучше. Один хорошо обученный одитор, работая по технологии группового процессинга в военно– воздушных силах США, мог бы утроить количество лётчиков, успешно заканчивающих училища, и мог бы снизить число крушений высокоскоростных самолётов не менее чем на 75 процентов. Это не голословное заявление. Это просто использование уже имеющихся данных, полученных при исследованиях. Задача заключается в достижении больших способностей, а не в искоренении неспособности.
Можно сказать, что перед хорошо обученным одитором было бы достаточно поставить задачу просто повысить уровень понимания у окружающих, поскольку, делая это, он бы определёно увеличил их способности. Повышая способности, он смог бы вдохнуть в них больше жизни. Общая черта всех неврозов, психозов, аберраций и психосоматических болезней – «не могу работать». В любой стране, где это широко распространено, уровень производства снижается – и продолжительность существования этой страны сокращается.*
Акцент на способности, Дианетика 55!
А что же делать с идеей, что «всё так плохо»? Что ж, если человек в течение долгого времени полагается на то, что внешние обстоятельства или другие люди сделают что-нибудь по этому поводу, или если он рассчитывает на силу, то он потерпит неудачу. Встав на точку зрения этого человека, можно сказать, что единственный, кто способен вдохнуть в окружающий мир больше жизни, понимания, терпимости и способности, — это он сам. И он добьётся этого, просто пребывая в состоянии большего понимания. Даже Не занимаясь активной деятельностью в сфере одитинга, а просто находясь на более высоком уровне способностей, человек может, разрешить множество проблем, которые имеются у его ближних, справиться со множеством трудностей, которые они испытывают.
Акцент делается на способности.
