Дианетика – КН III/ГЛ IX/Ч II Механизмы и аспекты терапии

    Во-первых, во-вторых и в-третьих, найдите инграммы, найдите их как можно раньше на траке для боли, позже на траке времени для эмоций, получите их, сотрите их, разрядите их, сделайте клира! То, что они не рассчитываются, как действительные данные, как раз и есть то, что заставляет аберрировашюго быть аберрированным. Оставьте сюжеты для писателей: наша задача – это терапия.

Книга Третья

Глава Девятая – Часть Вторая

МЕХАНИЗМЫ И АСПЕКТЫ ТЕРАПИИ

ЭКСТРАСЕНСОРНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ^[1]

   Каждый раз, когда одитор имеет кейс с даб-ин риколами или если перенасыщенный эмоциональными зарядами пациент возвращается в пренатальный район и начинает зрительно описывать сцену действий, это вызывает преклонение и изумление некоторых наблюдателей. Вот сидит пациент в утробе матери и «видит», что происходит снаружи. Пациент рассказывает о матери и об отце, о том, где они сидят и как выглядит спальня, но он в животе матери. Из Этого могут развиться некоторые красивые теории: одна из них гласит, что зародыш, который подвергается пыткам, развивает в себе экстрасенсорные ощущения (ЭСО) для того, чтобы видеть, что произойдет дальше. ЭСО является прекрасной теорией, подтвержденной некоторыми наблюдениями, но не для зародыша.

   Давайте вспомним, что зародыш, даже если он имеет некоторые очень развитые и умные клетки, не является еще действительно рациональным организмом. Существование инграммы не обязательно значит, что зародыш в состоянии мыслить. Инграмма становится наиболее аберрирующей, когда ребенок начинает говорить. Инграмма является не памятью, а записью боли и ощущений.

   Возвращать взрослого или ребенка в пренатальную область, значит возвращать туда опытный ум, который, соединяясь с этими инграммами, формирует заключения. Слушая некоторых пре-клиров, иногда получаешь впечатление, что они читали Китса^[2] и лили лимонад каждый вечер на протяжении всего пренатального периода.

   Возвращение разума и аналитической, способности обратно в период, когда ни разума, ни этой способности не существовало, конечно, производит впечатление на возвращенного человека. Все, что он должен делать, это бежать по инграммам и их содержимому. Он может, в дополнение к этому, при помощи механизма сновидения и расчетов попытаться восстановить целую цветную картинку окружающего.

   Пренатальных ЭСО в действительности не существует. После многочисленных проверок было доказано, что когда возвращенный пре-клир думает, что он что-то видит, сама обстановка инграммы дает ему воображенную картинку происходящего. Другими словами, пренатальных ЭСО не существует. Существуют только описания и действия, которые подсказывают окружающее, и эти подсказки, действуя теперь на воображение, включают предполагаемый видео-рикол.

   Такое наиболее часто встречается у пациентов, которые имеют мощные фабрики лжи. Когда одитор это видит, он начинает понимать, с каким кейсом он имеет дело; он знает, что может быть использован даб-ин соник, и он обязан обнаружить и разрядить все болезненные эмоции, до которых возможно добраться, так как это те болезненные эмоции, которые заставляют кейс избегать поправки. Тогда он может найти саму фабрику лжи, не фабрику лжи другой фабрики лжи, которая занимается производством фабрик лжи, но настоящую инграмму, которая является причиной всей этой лжи.

   Однако никогда не прерывайте пре-клира, когда он занят этим материалом. Не говорите ему, что он это придумывает, вы заставите фабрики лжи работать более интенсивно. Где-то там есть расчеты на предмет защитника, полные отчаяния потери, сильные пренатальные боли и отсутствие заботы в детстве. Не нужно прикладывать больших усилий для того, чтобы вдребезги разбить уверенность пациента в себе – ту уверенность в себе, которую он умудрился с большим трудом накопить. Поэтому ступайте мягко, ищите заряды отчаяния, защитников, инграммы сочувствия и найдите фабрику лжи. Тогда кейс утрясется и будет продвигаться к состоянию клир.

ЭЛЕКТРИЧЕСКИ ШОК

   Важно при входе в кейс найти и разрядить все инграммы, причиненные электрическими шоками любого вида. Похоже, что они производят группирование инграмм, будь они получены пренатально (были такие случаи), случайно или от рук психиатров. Любой электрический шок обладает силой, превышающей обычную в инграммном банке, и, очевидно, нарушает записи памяти прошлых и будущих происшествий, окружающих район шока. Травма электрическим шоком содержит огромную глубину «бессознательности», которая всегда после этого держит аналитический ум в ослабленном состоянии.

ВЗАИМНОЕ ИЗБЕГАНИЕ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ТЕМ^[3]

   Если два пре-клира работают друг над другом, каждый принимая роль одитора по очереди, может возникнуть ситуация, когда каждый оберегает другого от нахождения некоторых инграмм.

   Например, пре-клир «А» имеет расчет на предмет защитника, имеющий дело с собакой. Он, сам того не зная, пытается защитить эту «способствующую выживанию» инграмму в себе, хотя, конечно, без релиза этой инграммы терапия будет затянута. Когда он является одитором для пре-клира «Б», он имеет тенденцию переносить свои собственные проблемы на последнего, что означает, что он путается в личностях. Если пре-клир «Б» имеет какую-то «способствующую выживанию» инграмму, содержащую собаку, тогда пре-клир «А» во время одитинга будет избегать того, чтобы пре-клир «Б» контактировал свою собственную инграмму. Ошибочное предположение, что если разрешить «Б» сохранить свою инграмму о собаке, то тогда и «А» сможет сохранить свою, называется взаимным избеганием определенных тем. Можно это представить как сделку: «Если ты не будешь заставлять меня идти на поправку, я не буду и тебя заставлять поправляться». Здесь нужно быть очень осторожным: как только становится известным, что такое состояние имеет место, что нежелание сделать другого клиром проявляет себя, взаимное избегание определенных тем перестает существовать.

   Может быть такое, что у мужа и жены был период ссор и несчастья. Занимаясь клирингом друг друга, меняясь в роли одитора, они избегают, не осознавая этого (по реактивному расчету), общего для них периода, таким образом оставляя нетронутыми инграммы болезненных эмоций.

   Взаимное избегание определенных тем не легко обнаруживается людьми, непосредственно занятыми одитингом, и пре-клиры, меняясь в роли одитора, должны быть начеку, так как это обязательно замедлит кейс.

ПЕРЕКРЫТИЯ БОЛИ^[4] И ЭМОЦИИ

   Кейс, который не показывает эмоций или не чувствует боли, когда эмоции и боль должны присутствовать в инциденте, страдает от перекрытая «чувств», которое скорее всего находится в пренатальной области. Слово «чувство» обозначает и боль, и эмоцию. Таким образом, фраза «Я ничего не чувствую» может влиять как наркоз на обе.

   Если пациент экстериоризирован и смотрит на себя как будто со стороны, или существует то, что кажется пренатальным «ЭСО», значит, эмоциональное перекрытие скорее всего происходит из инграмм болезненных эмоций позднего периода в жизни или, по крайней мере, после рождения. Если нет экстериоризированного взгляда на инцидент и пациент находится внутри себя, но все же отсутствует резкость боли или эмоций во время работы с инграммой, нужно подозревать существование раннего эмоционального перекрытия или перекрытия боли, которые можно найти при помощи метода репитера. Используйте слово «бесчувственный» до тех пор, пока будет получена перефразировка, пробегите по фразе «Я ничего не чувствую» или по другой фразе, которая обозначает то же самое, и пациент со временем успешно ответит вам, если инграммы доступны и не подавлены другими.

   Может случиться, что кейс будет «работать» очень хорошо, то есть инграммы показываются на глаза, по ним можно пробежать и они сокращаются без появления эмоций как части содержания и со слабой соматикой, которая суть не столько боль, сколько давление. Если перекрытия боли и эмоций не поддаются методу репитера, может оказаться необходимым проработать множество инграмм в бэйсик-области без боли или эмоций, но только с ощущением давления и словесным содержанием. В таком кейсе боль и эмоции со временем будут контактированы, после чего терапия принесет больше пользы.

ЭКСТЕРИОРИЗИРОВАННЫЙ ВЗГЛЯД

   Каждый раз, когда вы находите возвращенного пациента вне себя и видящего себя как бы со стороны, этот пациент находится вне трака. Не нужно ему об этом говорить, но заряды отчаяния, то есть инграммы болезненных эмоций, должны быть найдены как можно раньше и разряжены. Этот механизм сродни ЭСО, описанному выше.

ТЕЛЕПАТИЯ

   В некоторых случаях пре-клир может попытаться выдать телепатию за аберрирующий фактор. Это погоня за радугой. Телепатия, может быть, и существует, но, по данным исследований, зародыш ее не получает, а даже если бы он ее получал, она не была бы аберрирующей никаким образом.

   Были проведены всеобъемлющие исследования телепатии и ЭСО, и в каждом случае были найдены объяснения, которые исключали чтение мыслей или ясновидение.

   Когда пациент пытается рассказать одитору, что он читает мысли матери пренатально, будьте уверены, “что неподалеку существует инграмма, где она говорит те же самые слова вслух. Матери, аберрированные настолько, чтобы пытаться сделать аборт, имеют множество инграмм, которые они драматизируют. Сила драматизаций обычно проявляется в монологах. Некоторым матерям есть о чем с собой поговорить, когда они в одиночестве. Вся эта речь, конечно, передается ребенку, когда он поврежден, а он может быть травмирован без того, чтобы мать тоже получила травму, как, например, в попытке аборта. На протяжении значительного времени после такого инцидента ребенок обычно «без сознания» и испытывает боль; поэтому он записывает в инграммах эти монологи (и голос часто бывает довольно громким). Ребенок его не слышит: голос просто записан в клетках. Конечно, все эти разговоры аберрируют и приводят к некоторым замечательным образцам сумасшествия и неврозов.

   Что касается телепатии, то не существует такой, которая бы аберрировала, насколько нам это известно в настоящее время. Одитор не должен принимать телепатию больше, чем он принял бы ЭСО.

ПРЕНАТАЛЬНЫЕ ЖИЛИЩНЫЕ УСЛОВИЯ

   В утробе очень шумно. Человек может думать, что он имеет соник, но не слышать никаких звуков утробы, что значит, что он имеет не соник, а даб-ин. Кишечные попискивания и тяжелые вздохи, текущая вода, отрыгивание, скопление газов и другая деятельность тела матерей производят постоянный шум.

   Там также очень тесно в поздние периоды пренатальной жизни.

   В кейсе повышенного давления, жизнь в утробе становится ужасной до крайности.

   Когда мать принимает хинин^[5], в ушах ребенка и матери может появиться высокий, звон – тот звон, который человек пронесет через всю свою жизнь.

   Мать испытывает тошноту по утрам, икает, простужается, кашляет и чихает.

   Такова пренатальная жизнь.

   Единственной причиной, почему человек «хотел бы вернуться в утробу», является то, что кто-то ударил мать и ‘ закричал «Иди сюда!». Так человек и делает.

СИСТЕМА ПОДШИВКИ ИНФОРМАЦИИ В ИНГРАММЕ

   Инграммы не подшиты упорядоченным образом, как под управлением клированных стандартных банков. Инграммы подшиты таким образом, что с ними не справился бы даже

   Александр Македонский. Поэтому трудно сказать, когда появится следующий эпизод.

   Время, тема, ценность, соматика и эмоции являются категориями подшивки.

   Возвращение от бэйсик-бэйсик может казаться упорядоченным движением в позднюю жизнь. Внезапно затронут заряд отчаяния, он разряжен. Одитор смотрит обратно в пренатальную область и находит там целые новые серии инцидентов, открытых для просмотра. Они стерты, и начинается движение обратно к настоящему времени, шаг за шагом; еще один заряд отчаяния найден и разряжен, и еще одна серия пренатальных инграмм показываются на глаза. Они стираются, и движение продолжается обратно к настоящему, где будет обнаружен другой заряд отчаяния, после чего открывается еще больше пренатальных инграмм. Они стираются, и так далее и тому подобное.

   Инграммная система подшивки информации выдает данные по соматике, времени, теме, ценности и эмоциям. Файл– клерк обычно выдает материл по времени и теме. Эмоция в банке не позволяют файл-клерку добраться до некоторых серий инцидентов; когда эмоции разряжены, инциденты становятся доступными и всплывают наружу, пока другой эмоциональный заряд не остановит файл-клерка. Смекалка одитора используется наиболее полно не в нахождении пренатальных инграмм, а в нахождении этих поздних эмоциональных зарядов и в их разрядке.

   В общем, система подшивки информации инграммы оставляет желать много лучшего, в отличие от стандартного банка. Но она также очень уязвима теперь, когда мы ее понимаем.

   Данные в инграммных банках могут быть стерты. Данные в стандартных банках стерты быть не могут. Боль легко разрушается – удовольствие продолжает жить.

ОБЛЕГЧЕНИЕ

   Психоаналитик или любой советчик в общечеловеческих отношениях временами сталкивается с таким типом проблем, которые Дианетика, примененная в небольших количествах, разрешает очень просто.

   Если человек очень обеспокоен событиями минувшего дня, можно обратиться к проблеме и облегчить его волнения при помощи нескольких минут работы.

   Внезапное изменение личности пациента, потеря спокойствия обычно происходят от какого-то инцидента, который явился причиной его душевных мучений. Несмотря на то, что эта перемена происходит от рестимуляции инграммы, момент рестимуляции, лок, может быть успешно облегчен.

   Используя ревери или просто предложив пациенту закрыть глаза, одитор может попросить его вернуться в тот момент, когда он был расстроен. Этот момент, может быть, имел место в тот же день или на той же неделе, что и визит пациента к одитору. Возможно, это был телефонный звонок, связанный с работой. Будет найден момент отключения аналитического мышления, когда какой-то рестимулирующий человек или обстоятельство нарушили душевное равновесие пациента. Этот момент называется локом. Обычно по нему можно пройти как по инграмме, и ближайший по времени источник напряжения будет отпущен с тем, чтобы можно было продолжать работу. Сама инграмма, от которой зависит лок, может быть вне досягаемости без полного Дианетического обращения к проблеме.

   Одитор, обнаружив пациента сильно расстроенным, может часто сохранить время путем облегчения лока, который причинил страдания пре-клиру.

   Работа со множеством локов не оправдывает себя с точки зрения Дианетики, так как их тысячи и тысячи в каждом кейсе. Однако нахождение последнего лока, который тормозит работу, может оказаться полезным.

ШКАЛА ТОНОВ И СОКРАЩЕНИЕ ИНГРАММ

   Вследствие его важности, механизм сокращения поздних инграмм болезненных эмоций должен быть описан особенно детально.

   Сокращение поздних инграмм широко используется в терапии, и методы его осуществления очень различны. Если одитор имеет проблемы с пре-клиром вследствие нарушения Кодекса Одитора, он может работать с этим нарушением как с инграммой болезненных эмоций, и в момент ее сокращения эффект от ошибки одитора исчезнет для пре-клира. Одитор просто возвращает пре-клира обратно к своей ошибке и проходит по ней, как по инграмме. Если муж поссорился с женой или она обнаружила что-то неприятное в его действиях, он может относиться к ссоре или неприятному открытию, как к инграмме болезненных эмоций и релиз ее с результатом прекращения переживаний по этому поводу со стороны жены. Когда собака маленького мальчика только что была задавлена машиной, к инциденту можно относиться как к инграмме болезненных эмоций и релиз ее. Если жена пре-клира его только что бросила, относитесь к этому как к инграмме болезненных эмоций и релиз ее. Какими бы ни были шок или расстройство, их можно сократить в человеке при помощи обычного метода сокращения, и человек перестанет волноваться об этом в смысле болезненных эмоций.

   Не имеет значения, случилась ли инграмма два часа или десять лет назад, болезненные эмоции могут быть сокращены из нее. С ней работают точно так же как и с другими инграммами, начиная с самого начала первого потрясения с пациентом, возвращенным к нему, и продолжая достаточно долго, чтобы охватить начальный шок.

   Свойства этого сокращения остаются почти неизменными. Если новость повергла пациента в апатию, то, по мере прохождения, если нет могучего эмоционального перекрытия где-то в другом месте, пройдите инцидент раз или два до того, как он сможет установить с ним хороший контакт. Потом появятся слезы и отчаяние апатии. Еще два или три прохождения, скорее всего, приведут к злости. Потом последующее прохождение (всегда от начала до конца, с переживанием снова) повышает тон до скуки. Дальнейшая работа должна повысить его до тона 3 или 4, релиза или, предпочтительно, смеха.

   Этот прогресс тонов явился основанием, по которому была установлена шкала тонов от 0 до 4. Тон 4 является смехом.

   Иногда обнаруживается область в районе второго тона, когда пациент становится бесцеремонным и дерзким. Это не тон 4, это значит, что существует больше инграммного материала. Пациент может сопротивляться повторному прохождению в этот момент, утверждая, что инцидент релиз. Одитор обязан настаивать на дальнейших прохождениях каждый раз, когда пре-клир не желает продолжать, так как это значит, что какие-то данные скрыты и существует больше заряда. Дерзость является обычным механизмом избегания и иногда сформулирована словами, которые еще остаются спрятанными. Делается больше прохождений (без того, чтобы одитор настаивал на нахождении каких-то определенных слов), пока пациент не достигнет тона 4.

   Тут мы сталкиваемся с поведением всего инграммного банка в процессе терапии. Весь банк со временем поднимается со своего начального тонального уровня к тону 4, выше и выше по мере того, как все больше инграмм стирается и сокращается. Поднятие банка, однако, не является гладкой направленной вверх кривой линией, так как будут контактированы инграммы апатии и инграммы, содержащие маники. Инграмма болезненных эмоций, однако, имеет гладкий подъем. Если инграмма вообще станет релиз, она будет подниматься по шкале. Если она не поднимается по шкале – от апатии к гневу, от гнева к скуке, к веселью’ или хотя бы к беззаботности – значит, она подавлена инцидентом с похожим содержанием.

   Инграмма может начаться с тона 1 – злости – и подниматься оттуда. Если она найдена в тоне 2 в начале – в скуке – то она вряд ли вообще является инграммой.

   Она может, однако, быть в обманчивом тоне 2, и подавленной другими данными так, что пациенту скучно проходить по этой инграмме. Несколько прохождений, приведут к релизу этого состояния, и инцидент немедленно провалится в апатию – тон 0 – и затем поднимется по шкале тонов. Или должны быть контактированы другие инграммы.

   Все физическое существо человека следует этой шкале тонов на протяжении всего курса терапии. Психическая сущность также следует этой шкале тонов. И инграммы болезненных эмоций тоже следуют этой шкале.

   В стирании в бэйсик-области или по дороге обратно от бэйсик-бэйсик два или три прохождения сотрут инграмму любого вида, если он не является бэйсик на новой цепи похожих инцидентов. Но инграммы, которые не показывают никаких эмоций, где бы они ни были на траке, подавлены эмоциональным перекрытием или перекрытием чувств, поздними инграммами болезненных эмоций или ранними инграммами, которые просто перекрывают боль или эмоции какими-то словами.

   Нужно держать кейс «живым». Должна существовать возможность проявления различных эмоций. Монотонный пересказ содержания инграммы, то есть такое прохождение, которое не изменяется в соответствии с инграммным тоном, а просто сокращается, необходимо иногда в бэйсик-области, но каждый раз, когда пациент становится послушным и хорошо тренированным и не показывает никакого беспокойства по поводу своих инграмм по мере их прохождения, существуют поздние болезненные эмоции, которые нужно разрядить, или ранние эмоциональные перекрытия. Тем же образом, если пациент слишком и постоянно эмоционален обо всем, если он немного плачет и потом начинает истерично хохотать, терапия продолжается, но нужно быть настороже к чему-то инграмм– ному в пренатальной области, что говорит ему, что он должен быть «слишком эмоциональным», или, другими словами, он имеет инграммы, которые своим содержанием делают его эмоциональным.

   Шкала тонов очень полезна, она – хороший проводник. Это будет особенно очевидно в последующем сокращении после-речевых инграмм, но проявится в терапии раньше.

   Любая инграмма болезненных эмоций может быть взята в работу. Если она сокращается должным образом и нигде не подавлена, она следует по шкале до тона 4.

ЕСЛИ ПАЦИЕНТ НЕ РАБОТАЕТ

ХОРОШО ПО МЕТОДУ РЕПИТЕРА

   Когда пациент повторяет фразу, которую ему дал одитор, но не передвигается к инциденту, на это могут существовать три причины:

   1) пациент не в состоянии двигаться по траку;

   2) фраза была благоразумно перехвачена файл-клерком до того времени, когда ее можно будет клировать;

   3) эта фраза не является инграммным материалом.

   Пациент также может иметь мощные инграммы с фразой «контролируй себя», которые проявляются за счет перенятия контроля от одитора, поведения, при котором пре-клир как будто выставляет себя начальником и отказывается сотрудничать. Метод репитера, когда он направлен на «контролируй себя» и «я должен оперировать» и подобные фразы, может быть действенным.

   Обычной причиной, по которой метод репитера не работает, является то, что пациент застрял в холдере. Если он возвращен, но не передвигается по траку, когда ему дан репитер, используйте метод репитера против холдера.

   Помните, что перекрытие «чувств» может отвергать все соматики так, что пациент их не ощущает. Если пациент кажется невосприимчивым к проблемам на траке, будьте уверены, что он имеет перекрытие чувств.

   Большой эмоциональный заряд может также подавить работу по методу репитера. Но соматическая лента тоже не передвигается хорошо в эмоциональные заряды (в инграммы болезненных эмоций) и поэтому все же рекомендуется применять метод репитера.

   Если метод репитера не работает, хоть это и редко бывает, вы можете попросить пациента вообразить «самое худшее, что может случиться с ребенком» и так далее, и из его ответов выработать новые фразы для работы с репитером, которая доставит пациента в инграмму.

МЕТОД ОДИНОЧНЫХ СЛОВ

   Слова, как и инграммы, существуют цепями. Всегда имеется первый случай, когда каждое слово было записано в жизни человека. Весь обычный язык может находиться в инграммном банке. Возможные комбинации языка могут приближаться к бесконечности. Способы составления фраз денайеров, баунсеров и так далее всегда неисчислимы.

   Существуют, однако, два «счастливых» факта, которые облегчают труд одитора. Первый: герои инграммных драм пре-клира до сегодняшнего дня остаются аберрированными. Каждый аберрированный человек имеет стандартные драматизации, которые он повторяет опять и опять в рестимулирующих обстоятельствах. Реакция, к примеру, отца на мать повторяется; если он произносит серию фраз в одной инграммной ситуации, он произнесет ее же в других подобных ситуациях. Если мать, например, в чем-то обвиняет отца, то это отношение будет выражено определенными словами, которые будут переходить из инграммы в инграмму. Второй: там, где отец или мать ругают друг друга, один супруг рано или поздно будет страдать от заразности аберрации и начнет повторять фразы другого. В первом ребенке, если родители были жестокими, вы можете наблюдать за ними сквозь инграммы этого ребенка и заметить, как один родитель постепенно перенимает фразы другого, чтобы волноваться с их помощью о себе или чтобы передать их кому-то. Это приводит к образованию цепей инцидентов, то есть каждый инцидент будет очень похож на другой. Когда одитор находит бэйсик на каждой цепи, последующие инциденты на данной цепи достаточно похожи, чтобы позволить сокращение или стирание множества инцидентов немедленно после того, как найден первый. Первый инцидент на цепи (ее бэйсик) держит остальные инциденты более или менее неподвижными и скрытыми. Поэтому цель одитора – это бэйсик на цепи.

   Каждое слово в банке было когда-то записано в там первый раз. Слова также сокращаются цепями; благодаря этому, каждое последующее появление слова в банке автоматически находит новую инграмму, которая, конечно, сокращается или стирается, как только до нее дотронулись или как только нашли бэйсик.

   Метод одиночных слов является очень ценным и полезным. Это особый вид метода репитера. Для большинства пациентов повторение ими одного слова приводит к тому, что появляются его ассоциации. Так, одитор просит пациента повторять слово «забудь» и осуществить по нему возвращение. Тот начинает повторять слово «забудь» и вскоре получает ассоциативный набор слов, составляя фразу типа «Ты меня никогда не сможешь забыть». Тут мы имеем фразу из инграммы и ее остаток может быть задействован.

   Когда для продвижения кейса должна быть контактирована поздняя инграмма, но ее нельзя облегчить, можно взять каждое слово или фразу той поздней инграммы и бежать с ними назад по траку при помощи метода репитера. Таким образом можно найти и сократить ранние инграммы, которые держат на месте эту позднюю инграмму, а потом можно сократить и позднюю инграмму. Это является обычной и полезной практикой.

   Об этом существует закон: Когда какая-то фраза или слово в инграмме не сокращается, то же самое слово или фраза встречаются в более ранней инграмме. Может быть, придется разрядить поздние эмоции, чтобы добраться до ранней фразы, но обычно этого можно добиться методом одиночных слов или репитера фраз.

   Необходимо всего несколько дюжин слов, чтобы найти почти любую инграмму. Они являются ключевыми одиночными словами репитера. Эти слова: забудь, помни, память, слепой, глухой, тупой, видеть, чувствовать, слышать, эмоция, боль, страх, ужас, бояться, нести, стоять, лежать, раздобыть, прийти, кончать, время, разница, воображение, прав, темный, темно, черный, глубокий, вверх, вниз, слова, труп, мёртвый, гнилой, смерть, книга, читать, душа, ад, бог, испуганный, несчастный, ужасный, прошлое, смотреть, все, все, всегда, никогда, везде, верить, слушать, дело, материя, искать, оригинал, присутствующий, обратно, рано, начало, секрет, говорить, умирать, найти, симпатия, сумасшедший, ненормальный, отделаться, драться, кулак, грудь, зубы, челюсть, живот, саднить, несчастье, голова, секс, ругательства, богохульства, кожа, ребенок, это, занавеска, раковина, барьер, стена, думать, мысль, скользко, перепутано, смешанный, умный, бедный, маленький, больной, жизнь, мама, папа, имена родственников и родителей, которые были в доме во время беременности и детства, деньги, пища, слезы, нет, мир, извинение, стоп, смех, ненавидеть, ревновать, стыд, стыдно, трус и т. д.^[5]

   Баунсеры, денайеры, холдеры, групперы, мисдиректоры и другие – каждая группа имеет свои общие несколько слов. Баунсеры («вышибалы») содержат слова: вон, вверх, обратно, иди, поздно, позже и т. д.

   Холдеры содержат: поймать, пойман, попался, западня, стоп, лежи, сиди, стой, не могу, застрял, зафиксирован, держи, давай, замок, закрыт, иди сюда и т. д.

   Групперы содержат: время, вместе, однажды, разница и т. д.

   Метод одиночного слова нигде не сверкает ярче, чем в кейсе Младшего, когда пациент носит имя одного из родителей или бабушки (дедушки). При помощи клирования имени пациента из пренатальных инграмм (где оно относилось к другому человеку, но ошибочно было принято пациентом на свой счет) пациент может вернуть себе свое собственное определение и вэйланс. Всегда используйте отдельно имя и фамилию пациента как одиночный репитер, независимо от того Младший он или нет.

   Если инграммный банк не отзывается на фразу, он может отозваться на обычное слово. Любой маленький словарь будет более чем достаточным для применения в методе одиночных слов. Также используйте любой список знакомых имен, как мужских, так и женских, и вы можете обнаружить защитников и любовников, до которых невозможно было бы добраться другим образом.

   Инграмма болезненных эмоций поддается медленно иногда просто из-за направления в нее соматической ленты. Иногда пациент затрудняется подойти к перенасыщенному зарядами району. Метод одиночного слова с использованием имени защитника, если оно известно, или слова симпатии, ласки, отказа, прощания или о смерти и, в особенности, детское ласкательное имя самого пациента часто приносит быстрые результаты.

   Кстати, при использовании метода репитера на слове или фразе, одитор обязан не разворошить кейс слишком сильно. Возьмите в работу и сократите все, что показалось в поле зрения. Сократите соматику, которая появляется, когда пациент в ревери, всегда пытайтесь найти ее, даже если это не приносит успеха. Если вы разворошите что-то по дороге вдоль цепи, которая не сокращается, отметьте это и сократите после того, как вы получили бэйсик.

   Используя метод одиночного слова, вы часто сможете добыть фразы, которые иначе остались бы спрятанными, но которые вошли в поле зрения, когда было затронуто ключевое слово. Например, используя «слышать» как одиночное слово, удалось вытащить на свет последующие фразы, которые сильно тормозили продвижение кейса. Не было приложено никаких усилий для того, чтобы установить контакт с этой инграммой в пренатальной области. В самом деле, одитор никогда не подозревал о существовании цепи «драк», так как пациент никогда не драматизировал ее и, из-за того, что существовала такая жестокая цепь пренатальных инграмм, сам факт, что у его родителей происходили дома ужасные стычки, был полностью вычеркнут из стандартных банков. Пациент отказывался от этих фактов, потрясенный и изумленный, словно ему об этом сказал кто-то со стороны. Соматика была исключительно сильной, потому что папа стоял коленями на маме и душил ее.

   Пациент несколько раз повторил слово «слышать» в то время, как одитор приказывал ему возвратиться в инцидент, содержащий это слово. Пациент продолжал повторять и вдруг впал в оцепенение, когда достиг пренатальной области. Он оставался в этом бойл-офе на протяжении примерно 30 минут, причем одитор пробуждал его время от времени и просил повторить слово «слышать». Потом пациент почувствовал сильную соматику и «слышать» превратилось в «Стой здесь!»^[6]. Соматика усилилась и он повторял: «Стой здесь!» до тех пор, пока не получил возможность свободно передвигаться по траку на протяжении всей инграммы. Он услышал голос отца и проявил крайнюю неохоту продолжать работу с инграммой из-за ее интенсивной эмоциональной жестокости. По настояниям и уговорам одитора, прохождение было начато постепенно и осторожно.

   Отец: «Стой здесь! Не поднимайся, черт бы тебя побрал, ты, сука! На этот раз я тебя точно убью, Я сказал, что убью, и так и сделаю. Получай!» (Усиление соматики вследствие того, что отец ударил мать коленом в живот). «Начинай кричать. Давай, проси пощады! Что же ты не ломаешься? Не волнуйся, еще поломаешься! Ты будешь реветь здесь и умолять о пощаде! Чем громче ты будешь кричать, тем хуже тебе будет. Вот что я хочу слышать! Я никчемный человек, да? Ты сама никчемный человек! Я бы тебя мог прикончить прямо сейчас, но не буду!» (Одитор вдруг испытывает затруднения, пациент принимает последнюю фразу буквально и пересказ останавливается; одитор убеждает его продолжать). «Это только задаток. Получишь еще больше! Я надеюсь, что тебе больно! Я хочу, чтобы ты плакала! Если ты об этом скажешь кому-нибудь, я тебя точно убью». (Пациент теперь торопится вперед с таким приливом эмоций, что команды на него действуют меньше.

   Эта команда никому не говорить остается без внимания). «Я тебе рожу раздавлю! Ты еще не знаешь, что это значит – когда больно!» (Соматика уменьшается – отец убрал колено). «Я знаю, что я с тобой сейчас сделаю! Я тебя накажу! Я тебя накажу, и Бог тебя накажет! Ятебя изнасилую! Я так тебе засуну, что все там разорву! Когда я тебе говорю, что ты должна что-то сделать, ты должна это сделать! Иди на кровать! Ложись! Лежи, не двигайся!» (Треск костей лица матери от удара кулаком. Повышается кровяное давление и доставляет боль ребенку). «Лежи, не двигайся! Ты навсегда здесь останешься! Я с тобой покончу! Ты грязная! Ты грязная и заразная! Бог тебя покарал, и сейчас я тебя покараю!» (Начинается соматика полового сношения, очень жестокая, продолжая травмировать ребенка). «Ты сделала что-то ужасное в прошлом. Ты думаешь, ты должна быть злой ко мне! Ты пытаешься сделать так, чтобы я себя чувствовал ничем! Ты сама ничто! Получай, получай!» (Серия сексуальных банальностей на протяжении примерно пяти минут).

   Пациент проходит инграмму три раза, и она стирается. Это была бэйсик-бэйсик! Три дня после зачатия, настолько точно, как можно было определить по количеству последующих дней до пропущенной менструации. Это вывело наружу почти всю остальную важную информацию в кейсе, который тогда был разрешен и доведен до клира^[7].

   Единичное слово могло вывести пациента на другое слово – «слышать» в его кейсе. В таком случае было необходимо найти самый первый момент инцидента, иначе инграмма могла бы не стереться или не сократиться.

   Слово «слышать» также могло завести человека к позднему моменту на траке. В таком случае инграммы следовало бы проследить назад по траку времени, пока не была бы найдена одна, которая стерлась бы. Сокращая каждую инграмму по мере ее прохождения, мы нашли бы самую раннюю, что привело бы к стиранию всех инграмм.

   В использовании репитера одиночных слов, как и в репитере фраз, одитор не должен позволять быстрого, бессмысленного повторения, но должен настаивать на медленном повторении, в то же время командуя соматической ленте возвратиться и прося пре-клира установить контакт с чем-то, ассоциирующимся со словом.

   Внимание: Если пациент не передвигается по траку, не давайте ему слова или фразы для репитера наобум, так как это, приведет к нагромождению инграмм на траке в том месте, где он застрял. Пытайтесь заставить пациента двигаться по траку только путем нахождения и сокращения именно той фразы, которая его держит там.

   Внимание: Бэйсик-бэйсик не всегда включает в себя слова, часто бывает просто болезненным и сопровождается утробными звуками. Он будет, однако, держать все на месте своими ощущениями.

ОСОБЫЕ КЛАССЫ КОМАНД

   Существуют несколько особых классов команд. Они здесь описываются для справки, для каждого класса приведено несколько примеров.

   Аберрирующие команды содержат все, что угодно. Одитор не заостряет на них особого внимания. Вспомните нашего, молодого человека с пиджаком во второй книге, где под видом команды в состоянии гипноза мы получаем некоторое представление об аберрирующих командах. «Я птичка джаб-джаб», «Я не витаю в облаках», «Весь мир против меня», «Я ненавижу полицейских», «Я самый уродливый человек на свете», «У тебя нет ног», «Бог меня накажет», «Я всегда должен играться с этим» могут быть интересными пациенту и даже развлекать одитора, но в то же время являются причиной значительных неприятностей в жизни пациента. С точки зрения Дианетики, приходит время, и они все показываются на глаза. Поиски какой-то особой соматики или особой аберрации иногда представляют интерес и, бывает, приносят какую-то пользу, но обычно это не важно. Такие аберрирующие команды могут содержать достаточно данных, чтобы сделать человека ненормальным фанатиком, параноиком или рыбой сомом, но для одитора они – ничто. Они найдены, каждая команда в свое время. Работать над ними или вокруг них – это второстепенная и меньшая задача.

   Главная забота одитора в любом кейсе – сделать так, чтобы пациент двигался по траку, держать его соматическую ленту свободной в передвижении и сокращать инграммы. Лишь только пациент начинает действовать или отвечать, как будто он не двигается по траку, или как только файл-клерк не выдает данных, значит, что-то идет неправильно, и это «что-то» связано с несколькими классами фраз. В инграммах содержатся тысячи таких фраз, составленных по-разному из разных слов, но их всего пять классов:

ДЕНАЙЕРЫ

   «Оставь меня в покое» – значит буквально, что он должен оставить инцидент в покое.

   «Не могу сказать» это значит, что он не может вам рассказать эту инграмму.

   «Трудно сказать» – это значит, что трудно говорить.

   «Я не хочу знать» – это значит, что он не желает знать эту инграмму.

   «Забудь об этом» является классическим подклассом денайеров – механизмом форгетера. Когда инграмма просто не хочет показываться на глаза, но есть соматика или подергивание мышц, пошлите соматическую ленту в денайер. Часто это будет «Забудь» или «Не помню», как часть инграммы. «Я не знаю, что происходит» может быть фразой, сказанной мамой папе, но аналайзер пре-клира, под воздействием этой фразы, не знает, что происходит.

   «Это выше моего понимания» – это значит, что он уже в инграмме, но ему кажется, что еще нет^[8].

   «Держись за это, как за свою жизнь!» делает инграмму необходимой для существования.

   «Не могу дотянуться», «я не могу туда попасть», «Никто не должен знать», «Это секрет», «Если кто-то узнает, я умру», «Не разговаривать!» и тысячи других.

ХОЛДЕРЫ

   Холдеры наиболее распространены и наиболее часто используются, поскольку всегда, когда пре-клир не в состоянии двигаться по траку или вернуться в настоящее время, он удерживается холдером. Холдер в сочетании с денайером все равно будет держать: если его нельзя найти, ищите сначала денайер, потом холдер.

   «Я застрял» является классической фразой.

   «Ни с места!» – другой пример.

   «Я попалась» не значит для пре-клира то, что это значило для матери, когда она это сказала. Она могла иметь в виду, что она беременна, но это говорит пре-клиру, что он застрял на траке.

   «Не двигайся», «Сиди спокойно, пока я тебе не разрешу двигаться», «Остановись и подумай» (когда эта последняя фраза сказана пре-клиру во время первого прохождения, для одитора может возникнуть необходимость еще раз побудить пре-клира к действию, так как тот так и делает: останавливается и думает, и он так может думать на протяжении долгого времени. Одитор обнаружит удивительное подчинение этой словесной ерунде по мере работы над кейсом).

   Существуют тысячи других примеров. Любые слова, которые, будучи поняты буквально, могут пре-клира остановить, предотвратить его движение.

БАУНСЕРЫ

   Баунсеры можно продемонстрировать графической кривой. Пре-клир возвращается в пренатальную область и затем находит себя в возрасте десяти лет или даже в настоящем времени. Это работает баунсер. Пациент возвращается в ранний промежуток трака времени: баунсер ему говорит, чтобы он шел обратно.

   Когда пре-клир не в состоянии проникнуть в ранний период времени, это значит, что баунсер выбрасывает его из инграммы. Узнайте у него, что происходит. Возьмите его комментарий или какую-то фразу, которая может быть баунсером и используйте метод репитера до тех пор, пока пациент не вернется обратно в инграмму. Если пре-клир может найти инграмму легко, баунсер больше его не вышибает.

   «Уходи» является классическим баунсером. Пациент обычно движется в направлении настоящего времени.

   «В прошлое уже не вернешься» может значить, что мама решила, что ей придется в конце концов либо родить, ребенка или доделать аборт, но для пре-клира это значит, что он должен идти вверх по траку или что он не в состоянии пробраться в более ранние периоды.

   «Давай, поднимайся!»

   «Пошел ты!»

   «Я должен уйти очень, очень далеко» – так он и делает.

   «Я росту выше», «Поднялся до небес».

   И тысячи других.

ГРУППЕРЫ

   Группер является самым «зловредным» из всех типов команд. Словарный состав групперов может быть настолько разнообразным и эффект от них может быть настолько серьезным, что весь трак времени сворачивается в клубок и кажется, что все инциденты находятся в одном месте. Это очевидно, как только пре-клир наткнется на один из них.

   Группер непросто обнаружить, но он утрясется по мере продвижения кейса, и работа может продолжаться даже с рестимулированным группером.

   «У меня нет времени» и «Не имеет никакого значения» являются классическими групперами.

   «На меня все сваливается одновременно» означает буквально это.

   «Они там все вместе», «Меня скручивает», «Это все здесь».

   «Вы сможете все это помнить в настоящем времени» (серьезная ошибка одитора, если он использовал эту фразу на пациенте, который легко поддается внушению, так как это замечательно запутает весь кейс).

   «Тебе все одинаково».

   «Я запутался», «Заткни туда сразу все, что есть», «Нет времени» и тысячи других.

МИСДИРЕКТОРЫ

   Он очень «коварный» тип, этот мисдиректор. Когда он появляется в инграмме, пациент продвигается в ошибочном направлении, не к той цели и т. д.

   «Ты делаешь все шиворот-навыворот».

   «Задом наперед».

   «Мы не можем дойти до истоков этого» держит бэйсик– бэйсик вне досягаемости.

   «Можешь начать сначала» не позволяет ему закончить прохождение инграммы: он возвращается в начало инграммы вместо того, чтобы над ней работать.

   «Не могу через это опять пройти» не позволяет ему проходить инграммы.

   «Не могу сказать, как это началось» заставляет его начинать инграммы со средины, и они не сокращаются. Существует много таких фраз.

   «Все утрясется» и любая «утряска» заставит его дрейфовать назад, вниз по траку.

   «я валяюсь с простудой» вводит пре-клира в инграмму простуды. Можно быть уверенным, что это делает каждую его последующую простуду гораздо тяжелей.

   «Вернись сюда» значит в действительности, что его зовут обратно, но фраза направляет его от того места, где он должен был быть. Пациент, который достигает настоящего времени с трудом ж затем начинает возвращаться, имеет фразу «Вернись сюда» или «Все утрясется».

   «Я совсем закрутился».

   Особым случаем является дерейлер^[9], который сбрасывает пре-клира с трака и заставляет его терять представление о своем траке времени. Это очень серьезная фраза, так как она может сделать из человека шизофреника, и что-то похожее у шизофреников всегда может быть найдено. Некоторые такие фразы выбрасывают пациента в другие вэйлансы, которые не имеют траков, некоторые просто убирают время, некоторые выбрасывают его физически из времени.

   «Я не имею времени» является дерейлером и группер ом одновременно.

   «Я должен притворяться кем-то другим» является ключевой фразой в случае путаницы с личностями.

   «Стоять за себя» – это значит, что он сейчас представляет собой двух людей – одного позади другого.

   «Ты отстал от времени» и многие другие.

   Существует также другой особый случай мисдиректоров. Одитор говорит пре-клиру вернуться в. настоящее время, и файл-клерк доставляет фразу со словом «настоящий». Не важно, настоящий это подарок на Новый год в пренатальной области или нет, пре-клир идет туда, игнорируя то, что одитор имел в виду.

   «Все настоящее» является жестокой фразой, доставляющей все в настоящее время.

   «Это настоящий подарок».

   И другие.

   «Сейчас» иногда, но не часто путается с настоящим временем. Одитор не должен говорить: «Вернись в сейчас», так как если бы он это сделал, он бы обнаружил столько сейчас, что не смог бы с ними справиться. Термин «настоящий» используется потому, что является редким инграммным словом. «Сейчас» встречается слишком часто.

   Несколько серьезно аберрированных людей, которые почти ничего не могли вспомнить из своего прошлого, находились полностью вне своего трака времени, возвращенные в пренатальную область и застрявшие там, когда кейс начался. Что касается их сообразительности, они имели всего несколько месяцев прошлого от того времени, где они застряли, и до зачатия. Но все же эти люди как-то умудрялись функционировать как «нормальные».

   Эмоциональные заряды обычно держат человека вне своего трака времени и действительно являются тем, что дает инграммным командам силу, по данным исследований на настоящий момент.

РАЗЛИЧИЯ

   Существует две аксиомы о функционировании ума, с которыми одитор должен быть знаком.

   I. Ум принимает, создает и разрешает проблемы, связанные с выживанием.

   II. Аналитический ум рассчитывает, основываясь на различиях. Реактивный ум рассчитывает, основываясь на тождествах.

   Первая аксиома представляет интерес для одитора в его работе потому, что с ней он может четко установить, имеет ли он дело с рациональной реакцией или нет. Семилетняя девочка, которую бросает в дрожь, когда ее целует мужчина, ничего не рассчитывает; она реагирует на инграмму, так как в семь лет она не должна была бы видеть ничего плохого в поцелуе, даже страстном. Наверняка существует раннее происшествие, возможно пренатальное, которое сделало мужчин или поцелуи очень плохими. Любые отклонения от оптимальной рациональной нормы полезны в нахождении инграмм, все неразумные страхи и так далее являются тем, что одитор сможет выгодно использовать. Одитор в связи с вышеуказанным законом должен также изучить уравнение оптимального решения. Любое отклонение от оптимального вызывает подозрение. И если он мало заботится об аберрациях, может случится, что кейс застрянет или инграмм нельзя будет больше найти. Тогда он может пронаблюдать за поведением своего пациента и его реакциями на жизнь для сбора данных.

   Второй закон является вкладом Дианетики в логику. В философском тексте это описано более подробно. Маятник Аристотеля и его двузначная логика были отброшены в сторону не из-за нелюбви к Аристотелю, а потому, что были необходимы более широкие масштабы измерения. Одной из таких мерок был принцип спектра, где используется градация от нуля до бесконечности и от бесконечности до бесконечности и где крайности считались абсолютно недостижимыми для науки.

   Согласно второй аксиоме можно считать, что ум широко и точно распознает различия, приближаясь к полной рациональности, и затем, по мере того, как он отходит от рациональности, распознает все меньше и меньше отличий, пока, в конце концов, он не приближается к состоянию полной невозможности рассчитать отличия во времени, пространстве или мыслях, и тогда он может считаться абсолютно сумасшедшим. Когда решения следуют только из одной мысли, типа всеобъемлющего высказывания, что «все кошки одинаковы» – это легкомыслие или сумасшествие, так как все кошки не одинаковы, даже те две кошки, которые одинаково выглядят, действуют и издают одинаковые звуки. Можно было бы сказать: «Кошки почти одинаковые», но даже тогда вы бы имели дело с довольно нерациональным рассуждением. Или кто-то мог бы узнать, что существует вид животных под названием Felix domesticus, но в нем кошки обладают существенными отличиями не только от породы к породе, но и от кошки к кошке. Эта мысль была бы рациональной не потому, что она содержит латынь, но так как она была бы в состоянии

   указать на разницу между кошками. Страх перед кошками имеет источником инграмму, которая обычно включает в себя не больше, чем одну кошку, и та является определенной кошкой определенной породы с определенным (или, возможно, с неопределенным) характером. Пре-клир, который боится всех кошек, на самом деле боится одной кошки, которая, к тому же, скорее всего давно сдохла. Таким образом, по мере движения от полной рациональности к нерациональности происходит уменьшение различий, и наконец они почти исчезают и все становится похожим или тождественным.

   Силлогизмы^[10] Аристотеля, где два выражения, которые равняются третьему, равны друг другу, даже не начинают работать в логике. Логика – не арифметика, которая является искусственным изобретением человека и которая работает. Для разрешения проблемы в логике, ум порхает по громадной массе данных и оперирует дюжинами или даже сотнями переменных величин. Он не думает и никогда не думал на основании того, что две вещи, которые равны третьей, равны между собой, кроме моментов, когда он использует математику, которую он же породил для того, чтобы лучше разрешать абстрактные проблемы. То, что два и два равняется четырем, является абстрактным утверждением. Какие два и какие два равняются четырем? Нет такой шкалы, нет мерки, калибра. или микроскопа, которые бы оправдали, например, реальность того, что два яблока плюс два яблока равняются четырем яблокам. Два яблока и два яблока равняется четырем яблокам точно в этот момент времени, если речь идет о тех же самых яблоках. Они бы не смогли равняться другим четырем: яблокам при любых способах выращивания яблок или их производства, которые мы могли бы себе представить. Люди удовлетворяются принятием приблизительностей за точные копии. Ничто не абсолютно, кроме абстрактных терминов, установленных умом для того, чтобы разрешить внешние проблемы и добиться приблизительности. Это положение может показаться натянутым, но оно не таково.

   Математик отдает себе отчет в том, что он работает с цифровыми и аналоговыми приблизительными величинами, собранными в системы, которых здесь, может, и не было, когда пришел человек, и которые могут исчезнуть, когда он уйдет. Логика, и даже простая логика о необходимости идти в магазин к десяти, оперирует с большим количеством переменных, неопределенностей и приблизительностей, в математике можно много чего наизобретать. Не существует действительной крайности, существует только близкая к ней приближенная величина. Наши специалисты по грамматике, – далеко отстав от времени, – настаивают на’ абсолютной реальности и правде, может быть, в память о метафизике.

   Мы частично затронули здесь данную тему потому, что, может быть, кто-то этим интересуется, но преимущественно по той причине, что одитор должен понимать, что он имеет точную мерку для определения нормальности. Здоровье разума – это способность находить отличия. Чем лучше кто-то может указать на отличия, неважно насколько они малы, и знать величину этих отличий, тем он более рационален. Чем меньше человек способен находить отличия и чем ближе он подходит к мышлению тождественностями (А=А), тем менее здоров его разум и дух.

   Мужчина говорит: «Я не люблю собак!». Заметь, одитор: он имеет одну или две инграммы о собаках. Девушка говорит: «Все мужчины одинаковые!». Заметь, одитор: это действительно аберрированный человек. «Горы такие ужасные!», «Ювелиры никогда никуда не ходят!», «Я ненавижу женщин!». Возьмите это на заметку. Это проявляются инграммы, прямо здесь, среди бела дня.

   Те инграммы, которые подавляют способность аналитического ума находить отличия, наиболее серьезно подавляют само мышление.

   «Не вижу разницы» является обычной инграммой. «Безразлично», «Для меня теперь все будет безразлично», «Все люди плохие», «Меня все ненавидят». Это пища для безумия и, как говорят одиторы, она направляет людей в сторону комнаты, «обитой матрасами^[11]». Существует другой класс идентичности мышления, и это та группа, которая разрушает способность ориентироваться во времени. «Ты не знаешь, когда это случилось» является классической фразой. «Я не знаю, насколько сейчас поздно» и другие имеют странное и специфическое влияние на разум, так как он работает по своему собственному точному хронометру, а инграммы читают циферблат совершенно неправильно. На сознательном уровне человек неплохо справляется с аналитическим временем. Инграммы проскальзывают вперед и назад в зависимости от того, когда они кий-ин или рестимулированы. Инграмма может быть причиной сегодняшнего действия, которое принадлежало ситуации сорок лет назад на траке времени и должно было оставаться там. Это не замечания о различиях во времени, которые так сильно аберрируют, это безвременный характер инграмм. Время – великий шарлатан, оно ничего не излечивает, оно только изменяет свойства окружающей среды и окружение человека. Инграмма десятилетней давности, со всеми болезненными эмоциями, может быть, покрылась оболочкой и «забыта», но если она рестимулирована сегодня – она уже перед вами, готовая вызывать соответствующие действия.

   Реактивный ум работает на дешевеньких часиках, а аналитический ум работает на батарее хронометров, проверяющих друг друга, которыми гордился бы океанский лайнер. Клетки думают, что часики – весьма занятная штука, и это стало правдой уже давно, еще в те дни, когда предки человека были выплеснуты на берег волной и умудрились зацепиться за песок.

   Таким образом, лучшей проверкой на аберрацию являются схожесть и тождественность, а лучшей проверкой рациональности являются отличия и величина точности, с которой эта проверка может быть произведена.

   «Мужчины все одинаковые», – говорит она. И они действительно одинаковые! Для нее. Бедняжка. Как тот парень, который ее изнасиловал, когда она была ребенком, как ее полный ненависти отец, который сказал эту фразу.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ЗНАЧИМОСТЬ ВЫРАЖЕНИЙ «ВЕРЮ» И «НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ»

   Одитор столкнется с двумя страшными врагами в лице выражений «Ты должен в это верить» и «Я не могу поверить».

   Разум обладает своей собственной уравновешенностью, способностями, и инграммы ему помогают не больше, чем заклинившая семерка способствует работе калькулятора. Одной из наиболее важных функций разума является рассчитывание сравнительной важности информации.

   Во время открытий и проведения исследований в Дианетике, например, существовали миллиарды частичек информации, собранных в течение последних нескольких тысяч лет. И вот теперь, с шестифутовым (183 см) зеркалом заднего обзора, мы можем посмотреть назад и увидеть, что там и сям люди высказывали мнения или представляли неоцененные факты, которые теперь стали данными в некоторых аксиомах Дианетики или в части ее открытий. Эти факты существовали в прошлом, некоторые существуют в Дианетике сейчас, но с большим отличием; они оценены по их значимости.

   Оценка информации на предмет ее важности была необходима до того, как эта информация могла приобрести какую– либо ценность. Доктор Зануда мог бы написать в 1200 году нашей эры, что настоящих демонов в разуме, может быть, и не существует; кто-то слышал, что госпожа Софья, в 1782 году сказала, что она уверена, что дородовое воздействие испортило жизни многим людям; доктор Замба, может быть, написал в 1846 году, что можно сказать загипнотизированному пациенту, что он ненормальный, и он потом будет действовать ненормально.^[12]

   Доктор Зануда мог бы также сказать, что ангелы, а не демоны были причиной психических заболеваний, так как пациент был грешником; Софья также могла бы сказать, что припарка на стоялой воде излечивает сумасшествие; доктор Замба мог бы также заявить, что загипнотизированные пациенты нуждаются лишь еще в нескольких внушениях для того, чтобы стать здоровыми и сильными. Короче, на каждое данное, которое приближалось к правде, существовали миллиарды ошибочных данных. Недостатком каждого данного было отсутствие научной оценки его важности для решения. Попытка отобрать несколько необычных капель воды из океана обычных капель не представляется возможной. Проблема открытия правдивых данных могла быть разрешена исключительно за счет выбрасывания за борт всех прошлых оценок человеческого ума и всех «фактов» и мнений любых видов и начать с точки абсолютного нуля, развивая всю науку из нового высшего общего знаменателя (и это правда, что Дианетика ничего не заимствовала, но была сначала открыта и организована; только после того, как организационная работа была закончена и развилась технология, ее сравнили с уже существующей информацией).

   Основная мысль здесь заключается в том, что одинаковая значимость целого класса фактов не ведет ни к чему, кроме создания самого хаотического мусорника. Бот вам оценка: мнение – ничто, эксперты – бесполезны, данные – второстепенны, лишь установление сравнительной важности является ключом к истине. Обладая миром и звездами как лабораторией, и умом для оценки сравнительной важности ощущений, человечество не оставит неразрешенных проблем. Если дать человеку массу данных с единообразной их оценкой, он станет обладателем чего-то, возможно, красивого, но бесполезного.

   Изумленный вид только что выпущенных лейтенантов Военно-Морского Флота, когда они в первый раз видят в массе металла то, что так усердно изучали по книгам, является свидетельством чего-то большего, чем плохая современная система образования. Эта система пытается вытренировать то, что и так безупречно – память; она не интересуется или почти не интересуется целью предмета и его практическим применением, она игнорирует необходимость личной оценки всей информации с точки зрения нужды в ней и ее использования. Причиной изумленного вида лейтенантов является ошеломляющее открытие, что они не понимают, что более важно: снимать показания с хронометра, когда они смотрят в секстант, или использовать исключительно синие чернила для записей в бортовом журнале. Это несмотря на то, что у них есть тысячи данных о том, что они перед собой видят. Этих джентльменов образование обделило не потому, что им не дали тысяч фактов о кораблях, но потому, что им никто не объяснил сравнительной значимости этих фактов и не дал возможности самим испытать, что важно, а что нет. Они знают больше фактов, чем иной менее образованный человек, но меньше об их сравнительной значимости.

   Ближе к делу одитора, существуют два вида инграммных команд, которые дают единообразную оценку данным. Люди, которые имеют один из этих видов, как основное содержимое в инграммном банке, будут одинаково аберрированы, хоть и проявят аберрацию с разной полярностью.

   Время от времени какой-то несчастный одитор находит кейс «Я не могу поверить». Такой кейс исключительно труден. Под этим заголовком также идут кейсы «Я сомневаюсь», «Я не уверен» и «Я не знаю».

   Такой кейс легко заметить, поскольку с первого момента терапии он начинает сомневаться в Дианетике. Он также сомневается в одиторе, себе самом, мебели и девственности своей матери. Хронически сомневающийся – не простой кейс, так как он не верит своей собственной информации. Аналайзер имеет встроенного судью, который принимает информацию, взвешивает ее и выносит приговоры «правильно», «неправильно» или «возможно». Инграммный сомневающийся оперирует по принципу «нажатой семерки» в том смысле, что он должен сомневаться всему, что сильно отличается от судейства. Ему велели сомневаться. Он обязан сомневаться. Если сомнение является божеством, тогда богом будет, конечно, Молох^[13]. Он сомневается, не проверяя; он проверяет самые точные доказательства, и потом он все равно сомневается.

   Одитор может возвратить такого пациента в соматику, которая ему практически отрывает голову, которая подтверждается шрамом и аберрацией и в существовании которой пре-клир все-таки сомневается.

   Справиться с такими кейсами можно за счет использования метода репитера на его привычных фразах в ревери или не в ревери. Заставьте его эти фразы повторять и повторять, посылая его соматическую ленту обратно к ним. Вскоре произойдет релиз фразы. Обработайте подобным образом все фразы сомнения, которые пациент использовал в этом смысле. Потом продолжайте кейс. Цель заключается не в том, чтобы сделать из него верующего, а в том, чтобы он был в состоянии оценивать свою собственную информацию. Не спорьте с ним о Дианетике – споры с инграммами бессмысленны, так как инграммы сами по себе бессмысленны.

   Через десять-двадцать часов терапии такой пациент начинает смотреть в лицо действительности и больше не сомневается, что солнце светит, не сомневается в одиторе и в том, что он имеет какое-либо прошлое. Единственная трудность с таким кейсом заключается в том, что он требует этих дополнительных часов работы. Такой человек, кстати, обычно очень аберрирован.

   «Не могу поверить» испытывает затруднения с оценкой, так как он затрудняется придать больше правдоподобия одному факту, чем другому: это приводит к неспособности рассчитать сравнительную значимость информации, с таким, например, результатом, что он может волноваться об оттенке галстука своего начальника так же сильно, как и о собственной женитьбе. Тем же образом кейс «Ты должен верить» испытывает затруднения в нахождении дифференциации между значимостью разных данных и может одинаково несгибаемо придерживаться мнений, что бумага делается из дерева и что его увольняют с работы. Оба типа кейсов «волнуются», и это значит, что они не в состоянии хорошо рассчитывать.

   Рациональный расчет зависит от личных вычислений сравнительной значимости различных данных. Реактивный «расчет» имеет дело исключительно с уравнением, что совершенно разные предметы или события похожи или равны друг другу. Первый – это душевное здоровье, второй – сумасшествие.

   Кейс «Должен верить» выявит запутанный реактивный банк, поскольку он принимает наибольшие различия за тождественности. «Должен верить», как инграммная команда, может диктовать, что нужно верить одному человеку, классу людей или всем на свете, независимо от того, что они говорят или пишут. Одитор, возвращая пациента, обнаружит, что большие аберрации удерживаются на месте локом, который содержит исключительно разговор.

   Когда отец является настоящим источником информации и защитником пациента, одитор обнаружит, что почти все, что отец сказал, было принято буквально и без вопросов ребенком. Отец мог и не подозревать об установлении состояния «Должен верить», он мог просто пошутить. Каждая шутка будет принята буквально, если отец не позаботился повесить табличку «шутка», что значит, что она не должна приниматься буквально. Сейчас ведется работа над одним кейсом, где отец был источником «Должен верить»: однажды отец взял свою маленькую дочь, которой было 3 года, на побережье моря и указал на маяк в тумане. Маяк выглядел жутко в туманной ночи. «Это место мистера Билингсли», – сказал отец, имея в виду, что Билингсли, смотритель маяка, там жил. Ребенок доверчиво кивнул, немного испуганный, так как мистер Билингсли потрясал чудовищной гривой волос – тенями, таращился в сторону моря единственным глазом, был 30 метров ростом и испускал вопли, которые звучали довольно дико. Его «местом» была груда камней. Как пре-клир, через 20 лет, дочь боялась низких гудков. Одитор терпеливо проследил источник страха и нашел мистера Билингсли, к своему и пре-клира удовольствию. Большое количество аберрации, странные понятия и идеи были получены из каждодневных высказываний отца. Будучи искусным в своем деле, одитор не пытался найти и стереть все то, что сказал отец – задача, на которую потребовались бы долгие годы. Вместо этого он нашел пренатальную фразу «Ты должна мне верить», и ее инграммные локи и все неинграммные локи, конечно, исчезли и были автоматически пересмотрены как данные, полученные в результате жизненного опыта, а не «нажатые семерки». Конечно, кейс всегда имеет намного больше проблем, чем простая фраза «Ты должна мне верить», но изменение точки зрения, которое испытала пациентка Сразу после этого, было поразительным: она была вольна оценивать данные, полученные от отца, чего не могла делать раньше.

   Вследствие того, что образование преподносится с высоты престижа^[14] и авторитетов, учебные учреждения создают социальную аберрацию «Ты должен этому верить». Не представляется возможным сократить все университетское образование, даже если иногда хотелось бы, но путем работы над моментами, когда пациент был загнан в веру или принятие школы, от детского сада и дальше, множество перегруженных фактами умов могут опять стать быстрыми, чего не было раньше, так как факты будут переоценены умом автоматически на предмет сравнительной важности и не будут восприниматься по единообразной оценке, как в случае «официального образования».

   «Не могу поверить» является изнурительным и ужасным кейсом для одитора, и он может обнаружить, что после двух-трех таких кейсов он бодрой рысцой убегает от следующего. «Я не знаю» и «Я не уверен» не так сложны, как «Я не могу поверить». Призовым кейсом по трудности в Дианетике является кейс Младшего, названного именем отца или матери, который имеет не только перекрытую боль, эмоции, видео и соник риколы, но также «даб-ин» вместо них на неправильной основе, с фабрикой лжи, работающей на всю катушку, кейс, который также не желает сотрудничать и называется «Не могу поверить».

   Единообразная оценка замедляет принятие всех фактов кейсом «Не могу поверить». Любой кейс может иметь несколько фраз «Не могу поверить», но некоторые настолько аберрированы этой фразой, что они не верят не только в реальность, но и в свое собственное существование.

   Ум имеет встроенный механизм сомнений, который, без вмешательства инграмм, быстро сортирует по значимости и, в зависимости от их веса, разрешает проблемы и приходит к заключениям. Рациональный ум применяет себя к имеющимся данным, сравнивает их с опытом, оценивает их вероятность и затем приписывает им сравнительную значимость в общей схеме вещей. Клир производит этот процесс с феноменальной скоростью. «Нормальным» требуется очень разное количество времени для этого, и их выводы будут скорее основываться на чьих-то мнениях или будут сравниваться с авторитетами, чем соотноситься с личным опытом человека. Это фундаментальный эффект современного образования, которое, в основном не по своей вине и невзирая на все его усилия освободиться, все же вынуждено при отсутствии необходимого инструментария следовать догматично-научным методам. Эти методы, вследствие заразности аберрации, сопротивляются всем стараниям заслуженных педагогов. Нормального учат, с одной стороны, верить, если он не хочет провалиться на экзамене; и с другой стороны, не верить, что является научной необходимостью: вере и неверию нельзя научить, их нужно лично анализировать. Если бы ум можно было сравнить с генералом, которого обслуживает штаб, можно обратить внимание на отдел разведки, который собирает факты, взвешивает их важность, формулирует оценку ситуации или делает выводы о ценности заключения. Подобно тому, как разведчик провалил бы задание, если бы получил письменный приказ ничему не верить, так же проигрывает ум, который подчиняется реактивной команде не верить. Конечно, военная организация проиграла бы любому врагу, если бы она имела, скажем, команду верить всему, – и проиграет человек с реактивным приказом верить всей информации в мире вокруг него.

   Инграммы веритьи не верить имеют разные проявления, и в то время, как нельзя сказать, что одна будет больше или меньше аберрировать, чем другая, ясно видно, что инграмма с неверием в большинстве случаев делает людей наименее общительными.

   Неверие, конечно, бывает на разных уровнях. Существует, например, общественная инграмма неверия, которую поддерживает особый род литературы – столь же неискренней, сколь и неумной. Неискренность, стыд эмоциональной открытости, страх перед похвалой могут возникнуть из других источников, отличных от инграмм неверия, но инграмма неверия определенно присутствует в большинстве таких кейсов.

   Когда одитор пытается проникнуть в крепкий кейс «Не могу поверить», он обнаружит, что на веру не принимается ни жизненный опыт, ни сам одитор, ни надежда на получение результатов; в таких случаях имеют место наиболее ненормальные и неразумные оскорбления и ссоры. Пациент может корчиться в самом настоящем змеином логове соматик, но не верить в то, что это с ним происходит.

   Печальный и часто встречающийся факт: аберрированный человек имеет в своем инграммном банке определенный набор клише. Он будет повторять эти клише во всех случаях жизни, при любых обстоятельствах. Мать, имея свой собственный инграммный банк, и отец, имея свой, опять и опять говорят примерно одинаковые фразы. Это драматизации. Один из родителей мог иметь кейс «Я не знаю», готовый предшествовать всему, что он или она говорит. Это создает целую кучу фраз «Я не знаю» в инграммном банке, что сильно замедляет понимание. Тем же образом, «Ты должен верить!» или «Ты не можешь верить!» могут быть в инграммном банке сваленными в одну кучу. После того, как вы услышите несколько инграмм от пациента, вы уже знаете, что он имеет великое множество подобных инцидентов от того же источника. После того, как одитор послушает людей в инграммах пре-клира на протяжении короткого времени, он уже довольно неплохо знает, чего ожидать от множества инграмм. Таким образом, любая фраза, скорее всего, будет в инграммном банке повторена много раз с различными соматиками и сопровождающими ощущениями. Если мать страдает от высокого давления, и оно еще больше повышено отцом – до степени очень значительного неудобства ребенка и до степени, которая будет причиной мигреней позже в его жизни – она скорее всего скажет: «Я не могу поверить, что ты так ко мне относишься». В личной жизни, видимо, ее было трудно убедить (никто не может убедить инграммы), поскольку муж к ней так относился примерно через каждые два дня на третий. И каждый третий день она повторяла: «Я не могу тебе поверить», или «Я не могу поверить, что ты мне это делаешь», или «Я не верю ни единому твоему слову», или что-то в этом роде.

   «Не могу поверить» скорее всего будет довольно враждебной командой, так как «Не могу поверить» обычно является разговором во враждебном тоне. «Ты должен мне верить» скорее будет умоляющей, ноющей инграммой. Команда «Верь в то, что я тебе говорю, черт бы тебя побрал» является настолько враждебной, насколько одитор вообще может ожидать.

   Одитор, который находит кейс интенсивно и неразумно скептическим, должен ожидать в инграммном банке целую группу инграмм «Не могу поверить». Если у него пациент, который неспособен придерживаться своего личного мнения и, как флюгер, поворачиваемся по ветру каждого нового человека или цитирует авторитеты (все авторитеты легко принимаются реактивным умом за отца), он должен заподозрить, что в банке, кроме другого содержимого, есть в какой-то форме инграмма с «Должен верить». Существует много показателей этого в обоих кейсах. Постоянной особенностью терапии является то, что «Не могу поверить» подозревает, что его данные неверны настолько, что он их постоянно, изменяет и инграммы, которые, в конце концов, имеют только по одному точному пакету содержимого, не будут должным образом сокращаться. «Должен верить» принимает каждую инграмму, о которой он слышит, за свою собственную, что приносит емуочень мало хорошего.

   Однако не думайте, что каждый кейс имеет стандартные свойства. Язык состоит из множества слов и словесных комбинаций, и не редки аберрированные люди, у которых весь основной язык со всеми идиомами прочно присоединен к той или иной соматике. Кейсы обычно содержат фразы «Не могу поверить» и «Должен поверить» в одном и том же банке. Только когда эти фразы начинают перевешивать, человек себя ведет определенным образом. Когда этот определенный образ поведения подчиняется одному из этих классов команд, одитор смотрит в глаза человеку, который в лучшем случае имел очень несчастную жизнь. Но любой из этих двух кейсов может быть сделан клиром. Они все становятся клирами, даже Младшие.

ФИЗИЧЕСКАЯ БОЛЬ И КОМАНДЫ БОЛЕЗНЕННЫХ ЭМОЦИЙ

   Кроме видео и соника, другим очень важным риколом является соматика, или, иными словами, физическая боль инцидента. Работа над инграммами физической боли без соматики бессмысленна.

   Если присутствует физическая боль, она может появиться только после того, как «бессознательность» перекипела. Если инцидент содержит боль, но соматика не включается, пациент будет шевелить пальцами на ногах и дышать тяжело и нервно, или же его мышцы могут подергиваться. Кручение ногой является прекрасным признаком присутствия соматики, включенной или не включенной. Тяжелое дыхание, подергивание мышц и разные ужимки без боли показывают две вещи: в инциденте присутствует денайер и тот факт, что с содержимым не установлен контакт; или, если пре-клир проходит инцидент, соматика может быть перекрытой в самом инциденте или в другом месте, или раньше – командой, или позже – болезненными эмоциями. Пациент, который постоянно крутится, или тот, который сидит неподвижно, страдает от перекрытия боли или эмоций, либо от поздних инграмм болезненных эмоций, либо от того и другого вместе.

   Существует целый вид команд, которые перекрывают одновременно боль и эмоции – потому, что слово «чувствовать» имеет несколько значений. «Я ничего не чувствую» – стандартная фраза, но команды могут широко отличаться и могут быть составлены из разных слов и словосочетаний. Одитор может завести тетрадь с фразами пациентов, которыми те описывают, что они чувствуют – или, лучше сказать, что они не чувствуют – и таким образом выдают себя. «Мне не больно» – это класс команд, которые специфически перекрывают боль. Этот класс включает в себя, конечно, такие фразы, как «Нет никакой боли» и так далее. Эмоции перекрываются классом фраз, которые содержат слово «эмоция» или которые, понятые буквально, перекрывают эмоции.

   Одитор должен завести тетрадь для всех денайеров, мисдиректоров, холдеров, баунсеров и групперов, которые он обнаружит, и каждый из них должен быть записан под собственным заглавием. Таким образом он получает дополнительный материал, который сможет использовать в методе репитера, когда заметит, что с движением пациента по траку что-то неладно. Но существуют четыре других класса фраз, которые он также должен изучать и записывать: перекрытия, преувеличители, дерейлеры и фабрики лжи. Одитор также может что-то добавить к этим классам.

   Он обнаружит неимоверное количество команд в инграммах, которые обладают этими различными свойствами. Он должен особенно интересоваться перекрытиями боли и эмоций и преувеличителями, то есть теми инграммными командами, которые создают видимость слишком сильной боли и слишком интенсивных эмоций. Нет необходимости приводить здесь большое количество таких фраз. Они очень разнообразны, поскольку многообразен по своей природе сам язык.

   Возможно множество комбинаций. Пациент может рыдать о самой обычной мелочи речевого периода (с тех нор, как он научился говорить) и все равно иметь мало или вообще не иметь соматики. На это может быть несколько причин. Может быть, он имел отца или мать, которые рыдали на протяжении девяти месяцев до его рождения или же над ним поработал «преувеличитель» – фраза о том, что он должен быть эмоциональным по любому поводу: «слишком чувствительный». В комбинации с этим он может иметь команду, которая говорит, что он не чувствует боли, не в состоянии чувствовать боль или вообще ничего не чувствует.

   Пациент, который испытывает боль и страдания, но не в состоянии плакать, имеет противоположно направленный набор команд; у него есть команда «Без эмоций» в раннем периоде трака или длинная цепь их, он также имеет команду, которая диктует избыточную боль; «Я не могу выдержать боли», «Слишком сильно болит», «Я всегда как в агонии» и так далее. Фраза «Я плохо себя чувствую», с другой стороны, является перекрытием, так как она говорит, что существует разлад работы механизма чувствования, что намекает на плохую способность чувствовать.

   И боль, и эмоции могут получить команду быть преувеличенными. Нужно заметить, что тело не производит боли для того, чтобы ее почувствовать. Вся боль существует на самом деле, даже если она преувеличена. Не существует воображенной боли. Человек «придумывает» только ту боль, которую он на самом деле чувствовал. Он не может придумать боли, которой он никогда не ощущал. Он может «вообразить» боль в какой-то более поздний момент времени, чем настоящий инцидент, но если он чувствует боль, независимо от того, насколько он сумасшедший, эта боль будет обнаружена где-то на его траке времени. В Дианетике были тщательно проведены научные исследования для установления этого факта, и это действительно ценный факт. Вы можете сами убедиться, попросив пациентов почувствовать различные боли, «придумывая их» в настоящем времени. Они будут чувствовать боль для вас, но лишь до тех пор, пока вы их спрашиваете о боли, которую они действительно испытали. Потом вы найдете пациента, неспособного чувствовать боль, которую он пытается себе «представить». Знает он о том или нет, он испытывал боль в местах, где он ее себе «представляет» и просто принуждает свою соматическую ленту возвращаться для вас до какой-то небольшой степени, что не так трудно сделать.

   Это свойство боли довольно интересно тем, что многие пациенты раз или два в жизни притворялись перед семьей и всем миром, что они испытывали боль. Пациент думал, что он лгал, отстаивая эту «выдуманную» боль. В терапии одитор может использовать эти «выдумки», так как они ведут прямо к инграммам сочувствия и действительной травме. Затем эти «выдуманные» боли обычно демонстрируются человеку или псевдо-человеку, который был защитником в инграммном моменте, сочувствия. Так, если маленький мальчик всегда притворялся перед своей бабушкой, и думал, что он притворялся, что у него болело бедро, со временем обнаружится, что в какой-то момент в прошлом он повредил это бедро и получил сочувствие во время инграммы. Этот инцидент сейчас спрятан от аналайзера. Пациенты часто чувствуют себя виноватыми из-за этих обманов. Иногда солдат с последней войны приходил домой, притворяясь что он был ранен, и во время терапии боялся, что одитор обнаружит его обман и всем расскажет. Такой солдат, возможно, и не был ранен на войне, но непременно найдется инграмма, которая содержит сочувствие к такой травме, на которую он жалуется. Он пытается добиться сочувствия с помощью цветистой истории и верит в то, что он обманывает. Не рассказывая ему об этом открытии Дианетики, одитор часто может вывести на свет инграмму сочувствия, за которой в другом случае пришлось бы охотиться с большим упорством.

   «Плакса» является словом, против которого пре-клир будет протестовать в инграмме, таким образом подавляя слезы. Пре-клир часто путает себя со своими старшими братьями и сестрами – персонажами его пренатальной жизни: их насмешки и колкости, материнские приказы и так далее потом все регистрируются. Если пре-клир знает о старших детях, одитор должен их искать в пренатальных инграммах, так как дети довольно подвижны, часто прыгают на коленях матери или сталкиваются с ней. Фразы детских насмешек не всегда приходят из посленатального периода.

   Во время исследований Дианетики отмечалось, что можно было бы сделать человека на 90 % клиром, если бы просто убрать все болезненные эмоции из его жизни. Однако болезненные эмоции являются только поверхностным выражением инграмм физической боли, и они не были бы болезненными без существования физической боли в той же инграмме или в более ранний период.

   В кейсе с эмоциональными и болевыми перекрытиями мышцы пациента обычно напряжены, он выглядит нервным, подергивается или просто крайне напряжен. Когда боль и эмоции преувеличены командами, одитор имеет дело с кейсом, который очень много драматизирует.

ЗАЩИТНИК ПРОТИВ НЕПРИЯТЕЛЯ

   Одитору необходимо знать, как реактивный ум оценивает сравнительную значимость. «Идиот» он или нет, реактивный ум очень точно видит разницу между другом и врагом, что является его почти единственной способностью различать.

   Существует основной способ идентификации защитника. Вспомните, что защитник – это элемент инграммы сочувствия, которая наиболее часто вызывает психосоматические заболевания, недоразвитость и другие отклонения. До тех пор, пока он в состоянии восставать и оспаривать, реактивный ум в меру своих способностей справляется с врагами. Он может, конечно, быть загнан обстоятельствами в вэйланс врага и предупреждать о грозящей опасности, выплескивать эмоции и драматизации так, как если это был победный вэйланс. Но обычно реактивный ум не будет использовать данных врага, содержащихся в контрвыживательной инграмме, разве что для Протеста против них. Когда общий тон приближается к зоне 1, конечно, реактивный ум начинает готовиться к действиям и подчиняться враждебным командам. Таким образом, если отец играет злодея врага, в этой пьесе, команды отца не те, которых нужно реактивно слушаться, но те, против которых аберрированный человек будет бороться, он будет их отрицать или избегать.

   Однако такого не происходит с защитником. Раз это человек, от которого пришло сочувствие, когда пациент был болен или травмирован, защитнику нужно потакать и его слушаться, так как его «цель», очевидно, соответствует цели человека – выжить. Если одно наблюдение о человеке верно, тогда, по словам нашего маленького дружка-кретинчика, реактивного ума, все в этом человеке будет правильным, все что он говорит и делает, правильно, и особенно правильно то, что этот человек сказал в инграмме.

   Хронические психосоматические заболевания обычно происходят от инграмм сочувствия. Это очень важно, так как инграмма сочувствия будет последней и наиболее труднодостижимой, так как она поддерживается целью выживания.

   «Должен верить» от защитника – значит, что человек должен верить. «Должен верить» от врага – приводит к обстоятельствам, когда человек должен не верить.

   Здесь в лице защитника и антагониста мы имеем вековечную историю о герое и злодее, героине и злодейке, Мазде и Аримане^[15], ковбое в белой шляпе и ковбое в черной шляпе. Индуистская троица^[16] обнаружена как источник в Отце, матери и неродившемся ребенке. Но борьба «добра и зла» найдена в реактивных данных в инграммном банке в форме защитника и антагониста.

   Самая лучшая логика, на которую способен реактивный ум, является двузначной (белое и черное), и двузначная логика находит свои ответы только в реактивном банке. Реактивный ум отрабатывает все проблемы в крайностях, производя на свет логические чудовища, так как для него существует абсолютное добро, абсолютное зло и абсолютная идентичность, мышления.

   Любой рациональный расчет демонстрирует, что абсолютные значения невозможны с точки зрения правды и применимости; но реактивный ум никогда не обращает внимание на мелочи, он просто реагирует. Он узнает чемпиона, когда он его видит (он так думает), и он узнает злодея, когда он его видит (он так предполагает). Защитник, чемпион – это любой, кто имеет, характеристики защитника, тогда как антагонист, злодей – это любой, кто имеет характеристики злодея. Далее, все, что ассоциировано с защитником, является геройским, все, что связано с антагонистом – злодейским. Если защитник – это тетя, значит все тети хорошие. Если антагонист – это художник по вывескам, значит все художники по вывескам – злодеи. Даже если тетушка вяжет крючком салфетки, значит, салфетки хорошие, любые кружева хорошие, все, на чем кружева лежат – хорошее, все, что выглядит как кружева – хорошее и так далее до абсурда, с которым может справиться без угрызений совести только реактивный ум. А вывески, нарисованные художником – зло, места, где они висят – зло, и краска – зло, и ее запах – зло, и кисти – зло, так что и щетка для волос – зло, и комод, на котором щетка лежит – тоже зло и так далее.

   Дальше приводится аксиома, которой нельзя пренебрегать в работе с пациентом:

   Любая хроническая психосоматическая болезнь происходит от инграммы сочувствия.

   И другая:

   Реактивный ум не позволит человеку быть аберрированным или хронически психосоматически больным, если болезнь не имеет ценности для выживания.

   Это не значит, что человек аналитически пользуется свободой выбора. Это значит, что реактивный ум, работая тихо и будучи до сих пор хорошо спрятанным, выбирает, основываясь на расчетах идентичностей, физические и умственные состояния, которые соответствуют обстоятельствам, хоть немного напоминающим любой концепт в инграммном банке.

   Существует уровень необходимости. Он поднимается и кий-аут инграммы, в состоянии даже отключить весь контроль реактивного ума. Уровень необходимости часто поднимается. Человек может заставить его подняться аналитически, независимо от того, существует ли на то действительная причина. Человек может не иметь инграмму об электрическом стуле за убийство, но может иметь инграмму об убийстве людей, уровень необходимости повышается и аналитически подавляет все импульсы убивать, так как аналайзер знает все об электрических стульях. Когда уровень необходимости не может повыситься, значит, вы имеете дело с человеком с низкой динамикой. Художник, ужасно аберрированный на тему своей работы из-за добросердечных стараний услужливо-едких критиков, может вытащить себя из ямы за шнурки необходимости^[16] и написать еще одну картину – и черт с ней, с теткой, которая пожаловалась, что он в портрете пририсовал ей слишком много подбородков и разорвала портрет в клочья, или черт с ними, с критиками, которые обвиняли его в том, что он слишком новый и работает слишком быстро. Уровень необходимости может парить высоко над реактивным умом за счет «только кишок», как сказал один сержант, если эти кишки не тонки.

   При наличии слишком большого количества рестимуляторов текущего момента, побитый жизнью человек, попавший в нисходящую спираль реактивизированных инграмм, может в конце концов прийти к моменту, когда он больше не в состоянии оставаться в порядке. Если это его первое серьезное падение и если оно глубокое, то появится психосоматическая болезнь, которая станет более или менее хронической и, это важно отметить, источником для нее будет непосредственно инграмма сочувствия.

   Все психосоматические заболевания несут в себе аберрирующие команды, хоть они и менее очевидны. Это значит, что человек, страдающий от психосоматических заболеваний, нравится ему эта мысль или нет, также страдает от аберрации, которая является частью той же самой инграммы.

   Если одитор хочет найти настоящие холдеры, настоящие причины, по которым кажется что его кейс сопротивляется поправке ,настоящие аберрирующие факторы и болезни, он будет искать защитника или защитников, так как их может быть много в каждом кейсе. Он извлечет из них болезненные эмоции потерь или отказов и немедленно пойдет по следу инграмм, на основании которых те существовали.

   Помните также, что реактивный ум не умен даже настолько, чтобы понять, что две стороны одного человека являются тем же самым человеком. Так мы можем получить разновидности «Мать-белый-ангел» и «Мать-воющая-ведьма». Когда она «белый ангел», ее каждое слово становится беспрекословным законом, когда она «ведьма», против нее нужно восставать. Отец может быть «Отцом-благодетелем» и «Отцом-детоубийцей». И так со всеми защитниками. Но только чистый, абсолютный, никогда не изменяющийся защитник, который – решительный и стойкий – выстоял против холодной, костлявой руки смерти и нежно вложил в слабеющие пальцы объятого предсмертной тоской ребенка ярко пылающий факел жизни (или, по крайней мере, сказал: «Бедненький, ты так плохо себя чувствуешь; пожалуйста, не плачь») является примером, образцом для преклонения, идолом с позолоченными ногами, который запанибрата со всеми божествами. (Это был дедушка: он слишком много пил и мошенничал в картах, но реактивный ум этого не видит, так как дедушка сидел с ребенком, когда тот болел воспалением легких, сделал все, что мог, чтобы ребенок выздоровел – и хорошо сделал, если бы только не был таким мелодраматичным по этому поводу и меньше болтал, пока бедный мальчуган был «без сознания»).

   Быстро и с умом расспросите пациента об отце и матери: если он не особенно взволнован их смертью (если они умерли), или просто не заботится о них, или скалит зубы, – они антагонисты; значит защитники находятся в другом месте. Если он отзывается о родителях с безразличием, со злостью или в тоне задабривания, будьте уверены, что пациент прошел огонь, воду и медные трубы в период между зачатием и рождением и позже, и будьте уверены, что если это так, то будет огромное количество защитников, так как ребенок их выискивал при каждой самой маленькой царапине и травме. Но вы обычно не найдете защитников просто вопросами. Реактивный ум держит их за чистое золото, даже если инграммы, в которых они появляются, дают соматику, достаточную, чтобы поломать человека на всю жизнь. Он прячет защитников. Одитор должен их искать при помощи разряжения болезненных эмоций. Смерть, уход или перемена отношения защитника определенно являются инграммами болезненных эмоций. Так или иначе, при работе с поздними болезненными эмоциями или ранними инграммами физической боли, защитник в конце концов будет обнаружен, введен в стандартные банки как память и стерт как заболевание из инграммного банка.

   Разрешение проблемы хронических психосоматических заболеваний лежит, в основном, в сфере инграмм сочувствия. Они, однако, не могут быть стерты рано, так как являются внутренним бастионом, за которым, скрючившись, отсиживается реактивный ум, наблюдая за тем, как антагонисты штурмуют наружные крепостные стены. Болезненные эмоции потерь маскируют защитников, а временами не только защитников, но и антагонистов. Инграмма сочувствия не является единственным: источником психосоматических заболеваний, но является единственным источником хронических психосоматических заболеваний.

   Кстати, из наших выкладок о защитниках совершенно не следует, что люди не должны демонстрировать ребенку, что его любят. Наблюдатели прошлого пришли к сомнительным выводам, что проявления ласки аберрируют ребенка. Недостаток ласки может его убить, но обратное не является правдой. Защитник может аберрировать ребенка единственно посредством разговоров и сочувствия ребенку, который очень болен или «без сознания» вследствие травмы. Если он так делает, он создает низкопробный сплав личности ребенка со своей собственной, создает возможность того., что со временем возникнут психосоматические заболевания и аберрации, и может, в конце концов, сделать человека инвалидом на всю жизнь (без Дианетики, конечно). Любите ребенка как можно сильней и делайте для него как можно больше, когда он здоров. Делайте с ним, что хотите, когда он здоров. Говорите, что хотите. Когда же он болен или травмирован, лучше всего действовать так, как сказал некий боцман «подштопайте их, без болтовни!».

ЖЕТОН^[17]

   Сказки о волшебном амулете и счастливом талисмане, вера в такие вещи и длинный перечень фетишей, предметов и привычек, которые человек хранит для памяти о чем-то, являются «родными и близкими» реактивного ума.

   Нет ничего страшного, если человек держит в гостиной ламу, или носит фиолетовые с зеленым подтяжки, или трет один о другой два пожарных насоса на счастье; также нет ничего страшного в воздыханиях над тапочком, украденным у женщины, или в курении дешевых сигар из Питтсбурга. Любой свод законов о правах человека должен разрешать такие чудачества. Но одитор может использовать эти данные для нахождения важной информации.

   В Дианетике термин «жетон» обозначает те предметы и привычки, которые хранятся человеком и обществом без осознания того, что они являются продолжениями защитника.

   Благодаря идентичному мышлению на каждый рестимулятор в окружающей среде существуют ассоциативные рестимуляторы – вещи, которые связаны с данным рестимулятором. Не имея ни малейшего понятия об этом, аналитический ум, предупрежденный физической реакцией, что рестимулятор чего-то находится поблизости, обнаруживает ассоциативный рестимулятор, но не находит настоящего рестимулятора. (Во Второй книге, сигналом молодому человеку снять пиджак было прикосновение к галстуку: он не упоминал галстук в своих жалобах; он предполагал, что виновники – одежда гипнотизера и сам гипнотизер. Это и были ассоциативные рестимуляторы).

   Рестимулятором для контрвыживательной инграммы может быть электрический свет; аберрированный человек думает, что его раздраженность происходит от абажура, цепочки выключателя, комнаты или от человека на свету, и он не только не знает, что присутствует рестимулятор, но предполагает, что ассоциативные предметы несут нечто злое сами по себе.

   Ассоциативный рестимулятор для контрвыживательной инграммы не нуждается в каком-то ином названии, кроме «ассоциативный рестимулятор». Боль – это вещь, вещь ассоциируется с другой вещью, которая становится этой же вещью, и другими вещами, и т. д. Это – реактивное уравнение, которое заполняет мир аберрированного человека страхом и волнениями. Оставьте ребенка на месте или в комнате, где он был несчастен, и он может заболеть, так как он сталкивается лицом к лицу с каким-то рестимулятором и может, в лучшем случае, объяснить, как и взрослый, свой страх присутствием вещей, которые не имеют рациональной связи с рестимулятором. Это механизм инграммной рестимуляции.

   Человеку становится ужасно неудобно, когда он, хоть убей, не в состоянии сказать, почему ему не нравится какой-то другой человек, или предмет, или место, и который не в состоянии сопоставить ни одно из них с настоящей причиной, рестимулятором, и не знает, что он имеет о нем инграмму. Этот метод обнаруживания инграмм ведет в никуда, так как человек не может выбирать предметы, людей и места и знать, что они являются рестимуляторами. Они могут быть всего лишь ассоциативными рестимуляторами действительного рестимулятора в окружающей среде. (Между прочим, слова, содержащиеся в инграмме, и любые другие точные рестимуляторы могут «нажимать кнопки» и заставить аберрированного человека что-то делать или впасть в апатию, если они использованы на нем. Если это слово, то оно должно быть точным;

например, «художество» не сработает, если в инграмме было «художник». То, что является художеством, однако, может быть ассоциативным рестимулятором, и аберрированый человек может заявить, что ему оно не нравится; то, что ему оно не нравится, не значит, что оно будет в состоянии «нажимать» его кнопки и заставит его кашлять, или вздыхать, или злиться, или заболеть, или делать то, что диктует инграмма, содержащая это слово).

   Жетон является особым видом рестимуляторов. Вто время, как одитор может не применять широко ассоциативный рестимулятор в – работе с контрвыживательными инграммами, он может использовать жетоны как средство обнаружения в поисках защитников.

   Жетон – это любой предмет, привычка или склонность, которые принадлежали либо были присущи одному или нескольким защитникам. По идентичности мышления, защитник является выживанием; все, что защитник использовал или делал – помогает выжить. Вэйлансом защитника будет тот вэйланс, который аберрированный человек использует наиболее часто. В то время, как клир может сдвинуть себя в вэйланс, который он себе представляет или видит, по собственному желанию и когда ему удобно, или же произвольно вернуться в свой собственный вэйланс и способен стабилизировать его по собственному желанию, аберрированный человек, словно на крутом вираже, влетает в вэйлансы без осознания того и без согласия с этим, и скорее всего окажется в любом вэйлансе, кроме своего собственного. Человек, который ведет себя совершенно по-разному каждый раз, когда вы его встречаете (ведет себя, как будто другой человек) или поступает, как разные люди, в зависимости от того, с кем он встречается, согласно с одними вэйлансами здесь и с другими – там, двигается в различные победные вэйлансы. Если ему помешать в этих сдвигах, он войдет во вторичные вэйлансы. Если его заставить быть в своем собственном вэйлансе, он становится больным. Понятно, конечно, что все вэйлансы проявляют какие-то свойства его собственной Личности.

   Осуществление подобного сдвига в вэйланс защитника является обычным делом для аберрированного человека. Он будет себя чувствовать наиболее комфортабельно, когда его собственный вэйланс находится в сплаве с вэйлансом защитника. До тех пор, пока защитник или псевдо-защитник недоступен, аберрированный человек напоминает себе о защитнике при помощи жетонов. Эти жетоны являются вещами или действиями, которые защитник имел или делал.

   Аберрированный человек часто неотделимо ассоциирует себя с псевдо-защитником, как это бывает в супружестве, и потом делает поразительное открытие, что его партнер не ведет себя, как оптимальный защитник. (Мать была защитником, мать сама пекла хлеб; жена – псевдо-мать, хоть ни она, ни он об этом не знают, она не печет хлеб. Мать была против помады, а жена красит губы. Мать ему уступала, а жена имеет характер начальника. Жена является псевдо-матерью только из-за похожего тона голоса). Человек, сам того не осознавая, реактивно пытается втиснуть свою жену или партнера в вэйланс защитника, принимая момент инграммы сочувствия за настоящее время – механический сдвиг, происходящий только из-за рестимуляции инграммы сочувствия тоном голоса или чем-то в этом роде – и начинает демонстрировать признаки инграммной болезни, травмы или операции как психосоматическое заболевание. Расчет реактивного ума прост – точно как у дурака из сказки – человек заставляет защитника стать защитником за счет проявления соматики, которой защитник посочувствовал. Это также может выразиться как усилие ввести партнера, которого реактивный ум принимает за мульти-вэйлансного друга-врага, в сочувствующий вэйланс. Жена жестокая. Мать была жестокой до травмы, потом она стала хорошей. Показывай травму, как психосоматическое заболевание, и жена станет хорошей. В действительности жена не становится лучше, поэтому расчет делается более мощным, болезнь становится сильнее, и вот уже мы покатились вниз по вызывающей головокружение нисходящей спирали. Психосоматическое заболевание также является отверганием опасности, мольбой беспомощности – типа защитной реакции опоссума, парализованного страхом, притворяющегося мертвым: «Я для тебя не опасен. Я болен!»

   Аберрированный человек, принимает свой собственный вэйланс во время инграммы сочувствия в своем призыве к сочувствию и в отвержении идеи, что он может быть опасен кому-то. Собственный вэйланс, конечно, усложнен накладыванием времени и соматикой инграммы, в которой человек не был взрослыми был больным.

   Психосоматическое заболевание тоже является жетоном, то есть оно напоминает о том времени, когда человек испытывал любовь и заботу, о чем ему и было сказано. Он так же нуждается в этой инграмме, как в атомном взрыве, конечно, но это хорошее, солидное «выживание» – по соображениям реактивного ума, который заставит организм выжить, даже если это его убьет.

   Психосоматические заболевания возникают механически и просто являются рестимуляцией инграммы, но процесс можно лучше понять как расчет низшего порядка.

   В отсутствие защитника и даже в его присутствие, организм использует реактивное копирование. Сознательное копирование является прекрасным способом обучения. Реактивное копирование с легкостью вплавляется в личность. Реактивно, человек когда-то имел защитника, и он его копирует. Однако сознательно он может даже быть не в состоянии вспомнить защитника или его привычки.

   Не забывайте, что защитник – это человек, вошедший во внутренний мир пре-клира, когда аналайзер был отключен болезнью, травмой или операцией, и стал источником сочувствия или защиты. Защитник является частью инграммы сочувствия. Если ребенок имел бабушек и дедушек, которых он любил, и он был достаточно везучим, чтобы возле них не болеть или чтобы они не разговаривали с ним сочувствующим тоном, когда он был болен или испытывал боль, он бы их всех все равно любил. В Дианетике защитником является тот, кто предложил свое сочувствие или защиту в инграмме. Мы не нуждаемся в инграммах для того, чтобы нас любили или чтобы самим любить; как раз наоборот – и человека больше любят, и он сам больше любит без инграмм.

   С точки зрения Дианетики, жетон имеет отношение только к защитнику и является предметом, практикой или привычкой, похожими на предмет, практику или привычку защитника.

   Защитник курил дешевые сигары из Питтсбурга, вот и аберрированый может курить те же сигары, независимо от того, какой вред они причиняют его горлу или его жене. Защитник носил котелок от формы для занятий конным спортом, аберрированная женщина помешана на наезднических привычках, хотя сама на лошади никогда не сидела. Защитница вязала, и аберрированый увлеченно носит вязаные вещи, или женщина притворяется, что вяжет, и иногда ей самой становится странно, почему она вообще начала этим заниматься – ведь у нее так плохо получается. Защитник использовал много бранных слов, аберрированный делает то же самое. Защитник вытирает нос рукавом и ковыряет в носу, аберрированный вытирает нос рукавом обеденного костюма и теребит свои ноздри.

   Жетон может быть напоминанием о чистом защитнике или о дружеской стороне мульти-вэйлансного друга-врага. И это может быть победным вэйлансом, который также был мульти-вэйлансным по отношению к аберрированному. Жетон никогда не является ассоциативным рестимулятором по своему смыслу, так как тот напоминает об антагонисте, к ассоциативным рестимуляторам люди питают отвращение и ненависть.

   Наиболее хронический жетон, наиболее постоянная привычка, практика или манера пре-клира – это прямой указатель к истинному защитнику. И истинного защитника реактивный ум оберегает до самого верхнего этажа самой укрепленной башни своей крепости. И такой защитник – цель одитора. Ему может понадобиться облегчить большую часть инграммного банка перед тем, как он сможет стереть инграмму, которая в наибольшей из всех остальных инграмм степени аберрирует человека, способна обременить его странными привычками и сделать хронически больным.

   Пронаблюдайте за своим пре-клиром и обратите внимание на то, что он говорит и делает, и что не вяжется с его характером. Обратите внимание на его поступки, которые ему самому не нравятся. Заметьте, чем он пользуется и какие у него привычки. Среди этой коллекции вы сможете, путем осторожных вопросов, встряхнуть память пре-клира и таким образом быстро добраться до инграммы сочувствия, в которой содержится этот защитник или дотянуться до эмоционально болезненной инграммы потери того защитника, до его болезней или инцидентов, имеющих к нему отношение – с целью получения эмоциональной разрядки.

   Другой, но особенный жетон – это тот, который происходит от команды «умрешь, если это не так». Отцы, например, подозревая свою непричастность к беременностям жен, иногда заявляют, избивая или расстраивая матерей, что они убьют ребенка, если он не будет похож на отца. Это очень несчастливый вид жетонов, не говоря уже о том, что это серьезная инграмма; она может зайти далеко, до переделки структуры; удлиняет носы или приводит к отсутствию волос. Она может заставить аберрированного человека заняться профессией, которая ему не по душе, и все из-за инграммной команды, что он должен быть похожим на родителя. Так как этот вид команд обычно дается до рождения, его часто обращают, не зная того, к девочкам, – ведь отцы не обладают ясновидением. В таком случае это приведет к наиболее примечательным структурным изменениям в женщине и образует некоторые необычные манеры, «амбиции» (как у собаки, которую избивают, если она не принесет утку) и привычки, которые, мягко выражаясь, поразительны. Отец, после рождения, для того, чтобы сделать такую инграмму активной, должен проявлять значительную мульти-вэйлансность с тем, чтобы появился расчет на друга– врага. Не быть как отец, значит умереть. Заставить отца быть таким, каким он был в инграмме сочувствия, значит, что реактивный ум должен показать жетон болезни. Жетон и похожесть являются ответами в таких расчетах. И вспомните, что такие расчеты не просты и становятся еще более сложными от добавления дюжин других инграммных расчетов.

   Друга-врага довольно просто обнаружить как врага, не очень сложно найти и как друга. Стандартная технология с ее методом репитера, возвращением и другими методами сама по себе в состоянии рано или поздно обнаружить все инграммы и стереть банк, чтобы он мог быть должным образом перерегистрирован. Использование жетонов ускоряет одитинг.

   В случае чистого защитника, рыцаря добра, стандартный метод репитера также в конце концов приводит к месту назначения. Но какой гладкой может сделать дорогу жетон! Жетон может быть таким же настораживающие странным, как слон в птичьей клетке. Нужны действительные защитники, чтобы иметь некоторые из этих необычных привычек.

   Оценивайте пре-клира по его окружению, образованию, его обществу и профессии. Смотрите, что удивляет среди того, что он делает, вещей, которые ему очень нравятся и привычек, которые его друзья считают такими странными. Потом узнайте, знал ли он или его жена того, кто делал то же самое или кому это нравилось.

   Но не сделайте из всего этого вывод, что наш клир бросил все странные привычки. Селф-детерминизм – это личность в полном раскрытии; личность является врожденной и, открытая клирингом, взлетает гораздо выше, чем аберрированная. Инграммы подавляют человека, делают его маленьким и испуганным. Когда он релиз, вступает в игру его сила.

   Инграмма сочувствия – это костыль для того, кто имеет две крепкие ноги. Но пре-клир рыдает, когда он теряет старого дядю Гастона, чья привычка плевать на пол, как будто привитая нашему пре-клиру, так поражает его друзей и коллег. Но печаль есть печаль, обычно ее хватает на тридцать минут, которые нужны для того, чтобы избавиться от инграммы сочувствия. Внезапно пре-клир вспоминает дядю Гастона, помнит тысячи вещей, которыми они занимались с дядей, так как инграмма сделала так, что дядя Гастон оказался закупорен среди других, пропавших из поля зрения «Я». Хотя он, может быть, только-то и сказал в инграмме: «Хорошо, хорошо, ладно, Билли. Я за тобой посмотрю. Не надо так метаться по – кровати. Ты будешь в порядке. Ладно, ладно. Бедненький маленький мальчик. Какая у тебя ужасная сыпь. Какая высокая температура. Ладно, ладно. Билли. С тобой ничего не случится до тех пор, пока я здесь. Я позабочусь о моем Билли. Спи сейчас. Спи и забудь об этом». И Билли был всегда «без сознания» и никогда об этом не «знал».

   Потом он повел дела с партнером, который выглядел, как дядя Гастон (но был полным болваном), и когда обанкротился, получил сыпь и хронический кашель, стал очень «лихорадочным» в своих делах. К нему пристала привычка плевать на пол независимо от того, где он находился; его здоровье стало хуже, и он сам стал хуже, но если бы вы его спросили о его дядях до терапии, он ответил бы очень расплывчато. «Дайте мне мгновенный ответ», – говорит одитор. «Кто имел привычку плевать на пол?» «Дядя Гастон», – отвечает пре-клир. «Черт, это смешно (плевок), я о нем не думал годами. Хотя, конечно, он не часто бывал у нас в доме». (Не больше, чем десять лет подряд постоянно, как одитор может узнать). «Не Думаю, что дело в нем. Давайте лучше возьмем в работу Миссис Свишбэк, ту учительницу, которая…». «Давайте вернемся к тому моменту, когда дядя Гастон вам помог», – говорит одитор. «Соматическая лента сейчас пойдет обратно в тот момент, когда дядя Гастон помог вам». «Моя кожа как будто в огне!», – жалуется пре-клир. «Это, должно быть… эй, да это моя аллергия! Но я никого не вижу. Я не… секундочку, у меня такое впечатление, что это… Эй, это дядя Гастон!» Он. пробегает по инциденту, и сыпь проходит. Но, возможно, одитору пришлось бы убрать сотню инграмм до того, как он получил эту. И тогда пре-клир вдруг вспоминает о себе, о дяде Гастоне и о том времени, когда… но продолжайте терапию.

   Способность полностью вспомнить кажется синонимом полной нормальности. Но не подумайте, что если пре-клир избавляется от своих дядей Гастонов с их привычками плевать на пол, то теперь он не будет позволять себе никаких чудачеств. Разница заключается в том, что он не испытывает непреодолимого желания совершать эти чудачества помимо своей воли. Боже мой, что ни придумывает клированный разум, чтобы не соскучиться!

ЧТО ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ КЕЙС ПЕРЕСТАЕТ ПРОГРЕССИРОВАТЬ

   Даже в самых простейших кейсах придет время, когда кажется, что прогресс остановился. Ниже приводится список возможных причин этого:

   1. Пре-клир не двигается по траку, несмотря на внешние проявления, а находится под влиянием одного из пяти типов команд, которые могут подавить его свободу передвижения или информацию. Самый обычный из них – это холдер, и пре-клир может быть найден в инграмме и в странном вэйлансе.

   2. Имеет место перекрытие боли или эмоций. Их всегда можно заметить даже в самом начале кейса. Мышцы пациента будут подрагивать или подергиваться, когда он в инграмме, но он не почувствует соматики: это, несомненно, является признаком перекрытия боли. Вне терапии, пациент может быть очень напряженным, особенно его шейные мышцы: это часто является признаком перекрытия эмоций. Любое из этих состоящий можно заметить во многих аберрированных до начала терапии. Если же это проявляется во время терапии, ищите перекрытия боли или эмоций.

   3. Преувеличитель эмоций и перекрытие боли существуют в кейсе, вследствие чего пациент плачет по любому поводу, но дергается и крутится, когда его просят приблизиться к боли. Он испытывает эмоции, но не испытывает боли.

   4. Где-то существует неразряженный эмоциональный заряд, который готов к тому, чтобы его разрядили. Например, если вы пытались получить эмоциональную разрядку в поздней инграмме болезненных эмоций и не добились успеха, значит, существует перекрытие чувств в пренатальной области.

   5. Был нарушен Кодекс Одитора. Поменяйте одиторов и сократите моменты, когда Кодекс был нарушен.

   6. Существует эмоциональное расстройство в жизни пациента в то же время, когда происходит терапия. Подробно его расспросите и снимите заряд (если возможно) с его расстройства как с инграммы.

   7. Одитор пропустил что-то важное в этой книге. Изучите книгу.

ЕСЛИ КЕЙС «ОТКАЗЫВАЕТСЯ» ИДТИ НА ПОПРАВКУ

   С давних времен существовала популярная, хоть и ошибочная идея, что люди желают сохранить свои неврозы. В любом кейсе, который «сопротивляется» улучшению, вы можете быть уверены, что это сопротивляются инграммы, а не пациент; поэтому, атакуйте не пациента, а инграммы.

   Существует много расчетов, которые создают видимость сопротивления. Самым распространенным из них является расчет на предмет защитника, который происходит из инграмм, из которых явствовало, что’ защитники умоляли пациента ни от чего не избавляться. Обычная ситуация – когда какой-то друг или родственник, отговаривает мать от аборта. Защитник Просит: «Не избавляйся от этого!» Пре-клир знает, что этот человек является его другом наивысшего порядка. И пре-клир может понять это выражение, как приказ не избавляться от инграммы.

   Другим расчетом является расчет тупости, когда пре-клир уверен, что он станет тупым или будет испытывать недостаток ума, если расстанется со своими инграммами. Это происходит, например, от матери, которая говорила, что она потеряет рассудок, если потеряет ребенка (она называет ребенка «это»)^[18]. Целая цепь таких высказываний может присутствовать в кейсе, заставляя пре-клира опасаться, что если он расстанется с любыми инграммами, то потеряет рассудок.

   Это является основной причиной, в силу которой научные школы прошлого верили, что ум состоит из неврозов – вместо врожденной личности. Инграммы, хотя и неизвестные, казались очень ценными, хотя среди них нет ни одной, которая представляла бы хоть какую-то ценность.

   Еще один расчет – это расчет секретности. Пре-клиру кажется, что его жизнь зависит от сохранения какого-то секрета. Это обычно происходит в кейсе, где мать имела любовника. Мать и любовник, оба, приказывают хранить тайну. Пре-клир, слушаясь инграммных команд, верит в то, что он может много потерять, если расскажет этот секрет, хотя люди, которые отдали приказ, даже не знали о его, ныне пре-клира, утробном существовании, а если и знали, то не подозревали, что он «слушал». Один из расчетов секретности происходит от матери, которая боится рассказать отцу, что она беременна: если мать является защитником ребенка, то ребенок будет исключительно крепко держаться за такой тип инграмм.

   Все кейсы имеют один или больше расчетов, которые затрудняют выдачу инграмм. Некоторые имеют все вышеуказанные виды и даже больше. Одитор не должен по этому поводу слишком волноваться, так как при помощи метода репитера он будет в состоянии открыть инграммный банк.

НАРКОТИКИ И ЛЕКАРСТВА

   Так называемые гипнотические лекарства не находят широкого применения в Дианетике, кроме редких случаев, когда пациент является психопатом и по отношению к нему применяется наркосинтез. Под гипнотическими лекарствами подразумеваются различные успокоительные средства, снотворное, болеутоляющие препараты, опиум и так далее. Эти снотворные средства нежелательны – кроме успокоительных, но и тогда они принимаются под наблюдением врача. Любой пациент, который нуждается в успокоительном, уже имеет своего врача, который этим пусть и занимается. Тогда одитор не должен беспокоиться об успокоительных лекарствах или снотворных. Некоторые пре-клиры будут умолять, чтобы им дали снотворное для «ускорения терапии», но любой такой препарат является наркотизирующим и выключает соматику, замедляя терапию. Более того, никто, кроме сумасшедших, не должен подвергаться амнезийному трансу в процессе работы, особенно трансу, вызванному наркотиками, так как в этом случае работа занимает больше времени, чем было бы необходимо, и результаты появляются медленно (объяснение этому приводилось раньше). Дианетика пробуждает людей, она не пытается их загипнотизировать или одурманить наркотиками. Поэтому гипнотические препараты не имеют ценности для одитора.

   Пациентам, которые желают, чтобы их ударили по голове свинцовой трубой или ввели в транс каким-то другим способом, нельзя потакать – даже если они, улыбаясь, приносят одитору свои собственные свинцовые трубы.

   Хитрость заключается в том, чтобы установить контакт между «Я» и файл-клерком. Все гипнотические средства работают над отключением «Я». Правда, в таком случае можно добраться до файл-клерка и получить видео и соник риколы и, пусть с большим трудом, но можно сделать человека в таком состоянии клиром. Но даже наиболее «безнадежный» случай работает лучше с наличием аналитического контакта – работа движется быстрее, больше удовлетворяет и приносит меньше неприятностей.

   Когда человек постигает науку мышления, он неизбежно открывает многочисленные другие факты, которые не относятся к его сфере деятельности, среди этого – путаница с гипнотическими препаратами. Те вещества, которые имеют этикетку «гипнотические», как объяснялось выше, совсем и не гипнотические, а наркозные. И те препараты, которые имеют наклейку «наркозные», совсем и не таковые, а как раз гипнотические. Это станет кристально ясно одитору, когда он запутается в своей первой «наркозной» инграмме закиси азота (веселящего газа). Возможно будет обнаружена другая инграмма, где пациента накачивали морфием днями и даже неделями, что ввело его в ступор, который (по определению «гипнотического» препарата) должен был быть трансом: аберрирующий материал там найдется, но сама инграмма будет гораздо легче по сравнению с инграммой с хлороформом или с закисью азота.

   Эфир, хлороформ и закись азота, («анестезирующие вещества»), вводят пациента в глубокий гипнотический транс: реактивный банк широко открыт, а все восприятия четкие, ясные и аберрирующие до крайности. Одно из этих трех веществ, закись азота, запросто заткнет за пояс другие два анестетика по своей вредности, будучи совсем не анестетиком, который притупляет боль, а первостатейным гипнотическим наркотиком. В случае употребления закиси азота, боль подшивается, и все ощущения подшиваются с кристальной точностью. Несколько лет назад один исследователь заинтересовался вопросом, разлагает ли закись азота мозг. К счастью, мозг не разлагается так просто, но закись азота действительно приводит к особенно серьезным инграммам. Серьезные поздние. инграммы, с которыми столкнется одитор, могут включать в себя, прежде всего, закись азота в инграмме, связанной со стоматологическим, хирургическим и гинекологическим лечением. Инграммы с закисью азота особенно опасны, когда они связаны с зубными операциями; они создают наиболее опасные поздние инграммы. Кроме того факта, что все зубные хирурги в прошлом слишком много болтали во время лечения и работали в кабинетах, которые были наполнены шумом с улицы, звуками текущей воды и хлопающих ремней бор машины, закись азота – совсем не анестетик, и делает боль более острой вместо того, чтобы ее притуплять.

   С другой стороны, закись азота представляет собой превосходный гипнотический наркотик для применения в больничной терапии. Это далеко не самый лучший препарат, который можно получить от химиков, и не представляет сомнений, что какой-нибудь выдающийся химик сумеет создать хороший гипнотический газ теперь, когда Дианетика известна, и стала понятной необходимость в ее применении в психиатрических лечебницах.

   Однако существуют некоторые препараты, которые помогают ревери. Самый распространенный из них и наиболее

   легко доступный – это крепкий кофе. Чашка-Другая кофе временами взбадривает аналайзер достаточно для того, чтобы добраться до нижних слоев «бессознательности»– Аптечные, стимулирующие лекарства использовались с некоторым успехом, особенно на пациентах-психотиках. Они достаточно пробуждают ум, чтобы он мог преодолеть инграммные команды. Эти возбудители обладают отрицательных: качеством: они уменьшают количество в организме.

   Эта величина Q^[19] не была достаточно изученной. Похоже, что мозг расходует определенное количество Q, когда он исчерпывает инграммы. Например, ежедневная терапия может принести более быстрые результаты, но это также принесет некоторые «выдохшиеся» сессии. Проведение терапии раз в два-три дня дает самые лучшие результаты по наблюдениям. (Терапия один раз в неделю позволяет инграммам утонуть и затормаживает кейс, так как одна неделя – это слишком долго). Возбуждающие препараты также расходуют Q,После нескольких сессий с возбудителями, запас Qисчерпывается и работа затормаживается до тех пор, пока или пациент не примет большую дозу (и на это существует низкий предел), или пока не произведено больше

   Здесь нужно упомянуть очень важный факт. Он должен был быть единственным на странице и подчеркнут. Все пациенты в терапии должны получать витамин В ₁в виде таблеток или инъекций, самое малое 10 миллиграммов в день. Сокращение инграмм исчерпывает Q,которая кажется, зависит до какой-то степени от В ₁. Вы можете быть совершенно уверенными, что пациент будет страдать от ночных кошмаров, если он не принимает В ₁. Принимая приличные дозы этого витамина, он не будет иметь кошмаров. Белая горячка, скорее всего, также происходит от сходного исчерпывания Q.Белая горячка излечивается наилучшим образом при помощи витамина В ₁и Дианетики. Что-то вроде белой горячки в небольшом масштабе изредка случается с пациентами, которые не заботились о В ₁. С витамином, они преуспевают в терапии.

   Алкоголь крайне редко бывает полезным одитору. Вообще-то, алкоголь крайне редко бывает полезным любому человеку. Дрессирующее вещество, которое в лучшем случае может быть классифицировано как яд, алкоголь имеет то единственное достоинство, что благодаря ему государство получает большие налоги. Все алкоголики стали алкоголиками из-за своих инграмм. Все алкоголики, если они не нанесли физических повреждений своему мозгу (что здесь упоминается просто потому, что это возможно, но не потому, что исследования Дианетики представили какие-то доказательства этому), могут стать релизами. Алкоголизм является инграммным. Он стал, очень понятным образом, типом заразной аберрации, где реактивный ум путает алкоголь с «дружбой», «удовольствием» или «средством забыть свои проблемы». Некоторые из этих целей могут также быть достигнуты при помощи стрихнина или цианистого калия. Алкоголь находит свое применение: в него можно положить биологические экземпляры лягушек и тому подобное; с его помощью можно очистить иглу от микробов; он хорошо горит в ракетах. Но человек не подумал бы о консервировании своего желудка в стеклянной банке и, если он не безумен, не думает о себе, как об иголке. Хотя некоторые пьяницы и думают, что они действуют как ракеты, почти никто из них не смог достигнуть большей высоты, чем пол. Алкоголь не только плохой стимулятор-депрессант, но он также является гипнотическим средством в чистейшем смысле этого слова: то, что случилось с пьяным, становится инграммой. Хронический алкоголик болен умственно и физически. Дианетика в состоянии его клировать или даже просто без особых проблем сделать релизом. Это потому, что эффект, который алкоголь вызывает в людях, когда они обязательно должны его пить, похоже, не является физиологическим. Имея всю химию, откуда можно выбрать стимулирующие и дрессирующие вещества, непонятно, почему правительство выбирает чрезвычайно аберрирующий и плохо стимулирующий состав и делает его законным. Это – проблема для лучших математиков, возможно, для тех, которые работают исключительно с задачами на доход из подоходного налога. Опиум является менее вредным, марихуана не только физически менее вредна, но и лучше действует в смысле поддержания работоспособности неврастеников, фенобарбитал далеко не так сильно притупляет ощущения и дает гораздо меньше осложнений, нашатырный спирт и множество других стимулирующих веществ более эффективны и вряд ли оказывают более пагубного влияния на анатомию: но нет, инграммы, неприятно и заразно разносясь от первого грубого самогона, который сделал нашего предка пьяным, провозглашают, что алкоголь является единственным напитком для человека, желающего «забыть обо всем» и «получить удовольствие». Нет ничего страшного в алкоголе, кроме того, что его эффект в основном зависит от инграмм и рекламы, а без них он ничего выдающегося собой не представляет: то, что он создает такие аберрирующие инграммы, скорее всего является его основной претензией на славу и позор. То, что один наркотик объявляют аморальным, а другой облагают налогами, является примером действия алкогольной инграммы в обществе. Однако, хотя алкоголь и полностью законен, сомнительно, чтобы одитор нашел ему какое-либо применение, в терапии.

   Заканчивая разговор о наркотиках, напомним, что, если у вас звенит в ушах, то эта нота в три тысячи колебаний в секунду пришла или от инграммы закиси азота, или оттого, что мама приняла слишком много хинина перед вашим рождением в надежде, что она не будет матерью, повторяя при этом все время: «У меня от этого такой звон в ушах, звенит и звенит без остановки»!

САМОКОНТРОЛЬ

   С самого начала исследований Дианетики в 1930 году, большинство пациентов до какой-то степени верили в то, что могут работать над своими кейсами на самоконтроле.

   Непонимание того, что одитор интересуется только тем, что было сделано пациенту, а не тем, что было сделано им самим кому-то другому, а также некоторая стыдливость или надуманное чувство вины часто порождают пустую надежду, что человек может делать одитинг сам себе.

   Этого нельзя сделать. Это прямое заявление и научный факт. Одитор нужен по множеству причин. Он сидит не для того, чтобы контролировать пре-клира и понукать им; его функция заключается в том, чтобы слушать, настаивать, вычислять проблему пре-клира и помочь ему разрешить ее. Работа идет с учетом следующих уравнений:

   ** Динамики пре-клира слабее, чем сила его реактивного банка.

   ** Динамики пре-клира плюс динамики одитора обладают большей силой, чем сила реактивного банка пре-клира.

   ** Аналитический ум пре-клира отключается каждый раз, когда он добирается до инграммы, и тогда он больше не в состоянии за ней гоняться и проходить ее достаточное количество раз, чтобы разрядить без помощи одитора.

   ** Аналитический ум пре-клира плюс аналитический ум одитора в состоянии найти инграммы и пройти их.

   (Есть еще одно уравнение, которое больше нигде не упоминается, но оно имеет отношение к Кодексу Одитора и математически доказывает необходимость этого Кодекса:

   ** Сила инграммного банка пре-клира плюс сила аналитического ума одитора вместе больше, чем аналитический ум и динамики пре-клира.

   Это объясняет, почему никогда не нужно нападать лично на пре-клира. Это также объясняет поведение аберрированного человека, когда на него нападают в обычной жизни, и почему он становится злым или апатичным, так как это явление пересиливает его аналайзер.)

   Данные уравнения демонстрируют существующее естественные законы.

   При самоконтроле пре-клир пытается атаковать то, что никогда не было побеждено его аналайзером, хотя его аналитический ум внутри себя никогда и не занимался ничем другим, кроме атак на банк, и делает это все время, пока функционирует. Тот факт, что аналайзер пре-клира отключается всякий раз, когда входит в область «бессознательности и является причиной того, что инграммы могли перенять управление и использовать его, как марионетку, когда они были рестимулированы – они просто отключали аналайзер.

   Многие пациенты прилагали много стараний, чтобы поставить Дианетику на уровень самоконтроля. Но все они потерпели поражение, и в настоящий момент считается, что это совершенно и полностью невозможно. Пре-клир в ревери самоконтроля может быть в состоянии добраться до некоторых локов; он определенно сможет добраться до приятных происшествий и добыть рикол данных при помощи возвращения; но он не сможет атаковать свои инграммы вне стандартной системы «одитор-преклир».

   Кроме ревери, некоторые пациенты предпринимали неумные попытки сами себя загипнотизировать и так добраться до своих инграмм. Использование гипнотизма в любой форме ничем не оправдано в Дианетике. Использование самогипноза в Дианетике, наверное, так близко к бесцельному мазохизму, как это только возможно. Если пациент вводит себя в состояние самогипноза и регрессирует, стремясь добраться до болезни, рождения или пренатальных инграмм, то единственно, что у него получится – это заболеть. Конечно, люди будут пытаться. Едва они начинают агитировать за самоконтроль, как никого из них не убедишь, пока они сами не попробуют. Но обязательно пусть под рукой у вас будет друг и эта книга, чтобы он мог сделать вам одитинг и убрать головные боли и прочие подобные расстройства, которые внезапно появятся.

   В Дианетическом ревери (в присутствии одитора) нет ничего опасного или угрожающего. Самоконтроль часто очень неприятен и бесплоден. Не нужно пытаться его применять.

   Только клир может контролировать сам весь свой трак времени к зачатию, и делает это, когда ему нужна определенная информация из любого периода его жизни. Но он – клир.

ОРГАНИЧЕСКИЕ УМСТВЕННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ

   С нервной системой, включая мозг, может случиться несколько вещей, которые способны привести к структурным изменениям, в Дианетике они называются органическими умственными изменениями. Они не называются «органическими неврозами» или «органическими психозами», так как изменение структуры не обязательно приводит к аберрации. В прошлом поведение, вызванное органическими отличиями, нередко путали с поведением, вызванным инграммами. Эта неразбериха появилась оттого, что никто не знал об инграммном банке и реактивном уме.

   Любой человек с органическими умственными изменениями также имеет инграммы. Поведение, продиктованное инграммами и действия, вызванные изменениями – это не одно и то же. Инграммы несут с собой драматизации, заблуждения, истерики и разного рода неэффективные действия. Органические изменения вызывают неспособность думать, ощущать, записывать, или неспособность рикола. Например, мы установили в радиоприемнике несколько новых фильтров и контактов с проводами, что изменило его работу и понизило эффективность по сравнению с оптимальной; это было бы подобием инграммы. Можно было убрать из радиоприемника некоторые бывшие там изначально лампы или контакты, или закоротить несколько проводов; это было бы подобием органических умственных изменений.

   Источниками органических умственных изменений являются:

   1) Изменение структурных схем из-за изменения генетической программы. Некоторые части тела слишком сильноразвивались бы или, наоборот, были бы недоразвитыми. Тогда произошло бы любое изменение структуры, обычно настолько заметное, что оно очевидно. Недоразвитые люди могут страдать или от инграмм, или от изменений в структурных схемах, но обычно и от того, и от другого.

   2) Изменения нервной системы из-за болезни или роста, которые подразделяются на два класса:

   а. разрушение болезнью, как, при парезе;

   б. дополнительное построение болезнью, как в случае опухоли.

   4) Изменения нервной системы от наркотиков и ядов. Изменения из-за физических отклонений, как в случае «паралитического кровоизлияния в мозг», когда некоторые ткани повреждены или уничтожены.

   5) Физические изменения в структуре вследствие травмы, как в случае ранения в голову.

   6) Изменения структуры хирургией в силу необходимости лечения травм или заболеваний.

   7) Иатрогенные изменения (причиненные врачами) из-за непонимания функций мозга. Их можно разделить на два класса:

   а. хирургические, включая такие операции, как трансорбитальная лейкотомия, прифронтальная лоботомия, топек– томия и так далее;

   б. шоковые «терапии» любых видов, включая электрические шоки, инсулиновые и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д. и т. д.

   Первые шесть источников органических умственных изменений далеко не так широко распространены, как казалось раньше. Тело является исключительно выносливым механизмом с невероятными способностями к самовосстановлению. Если человека возможно уговорить следовать приказам и вообще разговаривать, тогда будут основания предположить, что технология Дианетики может применяться для сокращения инграмм в инграммном банке, и приведет к значительному улучшению состояния и умственных способностей человека. Когда эти различные источники настолько серьезны, что они препятствуют применению терапии, и когда становится понятным, что терапия не может быть использована и совершенно невозможно добраться до инграммного банка при помощи стандартных методов, гипнотизма или лекарств, можно считать, что таким кейсам Дианетика помочь не может.

   Седьмая категория представляет собой другую проблему. Здесь мы имеем дело с избирательным экспериментированием, и было бы абсолютно невозможно узнать, не потратив месяцы на изучение состояния подопытных, сколько видов и разновидностей операций было проведено и сколько странных, невообразимых шоков было использовано.

   Все патологические изменения нервной системы по вине врачей могут быть классифицированы под заглавием «снижение способности», другими словами – инвалидность. В каждом случае было что-то сделано для снижения способности человека ощущать, записывать, осуществлять рикол или думать. Любое из этих снижений способностей усложняет кейс для Дианетики, но это не обязательно значит, что Дианетика с кейсом не справится.

   В шоковых кейсах, типа электрического шока, когда материя могла быть разрушена и банки памяти могли оказаться как будто под воздействием глушения (возможны также другие условия), трак времени может нарушиться.

   В работе со всеми этими случаями изменений структуры, вызванных ошибками врачей, результаты Дианетики должны считаться неопределенными. Но во всех таких случаях, особенно в случаях электрических шоков, Дианетика должна быть применена для улучшения состояния пациента любыми возможными способами.

   Все шоки и операции должны считаться тем, чем они и являются, то есть инграммами.

   Ни один человек, который в состоянии выполнять обычные задачи или чье внимание можно привлечь и зафиксировать, не должен впадать в отчаяние или считать себя безнадежным.

   Любой из людей, которые подверглись таким «лечениям», может быть, не в состоянии достигнуть оптимальной умственной эффективности, но он может быть в состоянии достигнуть уровня рациональности, который все же будет выше нормального. Нужно попытаться. Несмотря на то, что произошло или что было сделано, в большинстве случаев может быть шанс на выздоровление^[20].

ОРГАНИЧЕСКИЕ ОТКЛОНЕНИЯ

   Стандартный класс пренатальных инграмм имеет в своем содержании волнения родителей, что ребенок окажется слабоумным, если аборт в этот раз не будет сделан успешно. Это повышает эмоциональную нагрузку в таких инграммах, а также, что важно, добавляет аберрирующий фактор во взрослом теперь пациенте, что он «не в порядке», «слабоумный», что у него «все неправильно» и так далее. Родители почти всегда недооценивают, насколько трудно сделать аборт успешно. Используемые средства бывают самыми необычными, волнения от того, что ребенок не вышел из матки после попытки аборта, очень острыми, прибавляется забота о том, что он теперь окончательно поврежден. Все это собирается вместе и создает очень аберрирующие инграммы, до которых трудно добраться из-за их содержания.

   Аберрирующее качество «слабоумного» вида команд, конечно, высоко. Волнения, что ребенок может родиться слепым, глухим или поврежденным каким-то другим образом, чрезвычайно распространены. Предыдущий класс инграммных замечаний может привести к действительному слабоумию; в последнем случае, волнение о слепоте и так далее приводит, как минимум, к ухудшению видео и соник риколов.

   Перекрытие риколов происходит также от инграммной уверенности общества в том, что неродившийся ребенок слеп, ничего не чувствует и не живой. Эта вера входит в инграммы попыток аборта через самооправдания людей во время такой попытки: «Ну, ладно, он все равно ничего не видит, не чувствует и не слышит». Или: «Он не знает что происходит. Он слепой, глухой и тупоумный. Это как нарост. Он не человек.»

   Большая часть всех перекрытий риколов соника и видео происходит от замечаний, сделанных родителями в такие моменты, или от болезненных эмоций и других инграммных данных. Могут пройти сотни часов терапии до того, как эти риколы опять включатся.

   Большая часть всех перекрытий включится в процессе терапии. Существуют тысячи инграммных высказываний и эмоциональных ситуаций, которые тормозят возвращение пре-клиру рикола, но этот рикол обычно в конце концов восстанавливается.

   Очень низкодинамичный человек (люди имеют различную врожденную силу своей динамики) может получить перекрытие риколов очень просто. Высокодинамичный пациент может выдержать гораздо больше аберраций до того, как’ его риколы закроются. Эти риколы можно включить просто за счет разрядки инграмм физической боли и болезненных эмоций.

   Нужно отметить, однако, что попытки абортов действительно могут, хоть и редко, расстроить мозг и нервную систему до степени, которая выше способности зародыша к самовосстановлению. Результатом в таком случае станут уже настоящие физиологические увечья.

   Дети и взрослые, которые сейчас считаются слабоумными, могут быть разделены на два класса; действительный (физиологический) и аберрированный. Последующие перекрытия риколов также можно подразделить на два класса, независимо от динамики и интеллекта человека: те, которые происходят от повреждения мозга во время попытки аборта и те, которые являются чистой аберрацией, полученной из инграммных команд и эмоций.

   Способность зародыша ремонтировать повреждения феноменальна. Повреждение мозга обычно ремонтируется безукоризненно, независимо от того, сколько инородных тел в него попало. И если мозг был затронут в попытке аборта, не нужно предполагать, что перекрытие рикола происходит именно от этого, так как это более редкая из двух причин.

   Понятно, что многие из читателей этой книги имеют перекрытия риколов, и также понятно, что вышесказанное может привести к значительному расстройству. Но помните, что соник и видео риколы не столь важны для почти полного релиза. Этот комментарий об органическом повреждении не значит, что релиз не может быть получен, что сделало бы человека более компетентным и счастливым – это всегда можно сделать, невзирая на риколы. И еще помните, что риколы почти всегда включаются, даже если на это уйдет пятьсот часов или больше. Это состояние здесь упоминается по той единственной причине, что оно встретится в небольшом количестве кейсов.

   «Эксперименты» с вивисекцией человеческого мозга в психиатрических лечебницах, к несчастью, ничем не оправданы. Ко всей боли, неприятностям и разрушениям, причиненным этими «экспериментами», добавляется то, что они были сделаны без должного знания аберрации и умственных отклонений. Никакие из таких данных не имеют ценности, кроме того, что они показывают, что мозг можно резать различными способами и при том не убить человека полностью. В ходе экспериментов пациенты реагировали как на инграммное, так и на физические расстройства, причиненные психиатрами, и нет возможности найти отличия между ними после операции, кроме как при помощи Дианетики. Поэтому выводы, сделанные психиатрами из этих данных, неверны, так как реакция пациентов после операций могла происходить от множества причин: инграммных, инграммы самой операции, попыток ранних абортов, ранних травм мозга вследствие операции и так далее. Следовательно, не спешите делать вывод, что нарушение концептуального мышления, например, происходит в результате вырезания части мозга, что рикол перекрыт только тогда, когда мозг подвергся вивисекции и так далее. С научной точки зрения, ни одно из таких «заключений» ничего не значит, кроме того, что мозг может быть поврежден и в зрелом возрасте без того, чтобы полностью убить человека и что хирургия любого вида часто приводит к умственным изменениям в пациенте. Правда, возможно заключение, что та или иная часть коммутатора под названием «мозг», если ее убрать, приводит к некоторой потере способности действовать.

ДИАНЕТИЧЕСКАЯ ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ

   Представляет интерес тот факт, особенно для работников неотложной помощи в больницах, что излечение пациентов может пройти легче и скорее за счет устранения инграммы, которая возникла в момент травмы.

   Жертва, несчастного случая иногда умирает через несколько дней от шока, или не выздоравливает, не поправляется быстро. При любом повреждении – ожоге, порезе, ушибе любого вида – травма продолжает существовать в поврежденном месте. Момент травмы создал инграмму. Эта инграмма затрудняет релиз травмы. Тот факт, что поврежденное место все еще болит, является органическим рестимулятором, который подавляет способность пациента выздороветь.

   Используя ревери или просто работая с пациентом с закрытыми глазами как можно скорее после операции, врач, сестра или родственник могут возвратить раненого в момент получения травмы и обычно найти и истощить инцидент, как обычную инграмму. Как только инграмма травмы сокращена, общий душевный тон пациента повышается. Кроме того, поврежденное место легче заживает.

   Экспериментальная работа, связанная с этим, показала, что иногда ожоги заживают и исчезают через несколько часов, если сопровождавшая их получение инграмма убрана. Исследования в более серьезных случаях показали явное и несомненное ускорение заживания ран.

   В операциях, с использованием наркоза. Дианетика полезна в двух направлениях: (1) как мера предотвращения инграмм и (2) как средство лучшего выздоровления. Во-первых, нельзя вести никаких разговоров никакого рода возле пациента «без сознания» или с пациентом «наполовину без сознания». Во-вторых, травму самой операции нужно найти и облегчить немедленно после того, как она случилась.

ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМНОЙ ТЕРАПИИ

   Р. и его жена С. сделали друг друга клирами при помощи Дианетики за восемь месяцев, работая по четыре часа четыре вечера в неделю, делая одитинг друг другу по два часа каждый. Эта обоюдная система осложнялась тем, что хотя Р. очень хотел стать клиром, его жена относилась к работе апатично: только после длительных уговоров ему удалось начать кейс.

   Он был кейсом высокой динамики с большим количеством замурованных в капсулы эмоций; она была кейсом апатии и совершенно игнорировала свои проблемы (механизм «черной пантеры»). Он страдал хронической язвой желудка, и очень волновался о своей работе; она страдала от общего аллергического состояния и хронической халатности в домашних делах. Они не были особенно рестимулирующими друг для друга, но имели проблему – взаимно избегали определенные темы, которые их обоих наиболее сильно расстраивали в совместной жизни, как, например, ее выкидыш или потеря их дома во время пожара много лет назад, и некоторые другие потрясения. Кроме того, они должны были заниматься впечатлительностью Р. и его сосредоточенностью на своем внутреннем мире, что заставляло его унижать достоинство ее терапии, с одной стороны, и апатией С., с другой стороны, что сразу же помогло Р. получить больше времени на то, чтобы быть пре-клиром, чем ей, из-за чего она стала менее заинтересованной в том, чтобы быть хорошим одитором.

   Дальнейшие осложнения произошли от того, что С. плохо понимала правила Кодекса Одитора и особенности их использования. Несколько раз она разозлилась на Р. во время сессии, когда он был возвращен, из-за чего Р. принял озлобленный вэйланс.

   Терапия продолжала двигаться по этому пути проб и ошибок. Р. знал о взаимном избегании определенных тем и ему было сказано, чтобы он релиз некоторые из взаимно болезненных эмоций. После этого он обратился к инграмме сгоревшего дома и вдруг обнаружил, что может добраться до ранних инграмм сочувствия своей жены, которые раньше не были доступны. Было выявлено, что ее аллергии произошли из расчета на предмет сочувствия по отношению к ее отцу и что Р. был псевдо-отцом. Это послужило причиной значительного улучшения кейса С. Аллергии уменьшились и хроническая боль в сердце, которую она испытывала так много лет, что перестала обращать на нее внимание, также исчезла. Женщина захотела стать хорошим одитором и изучила предмет. Она была немного раздражена на Р., когда тот требовал больше времени одитинга, чем ему причиталось. (Такое повышение интереса всегда происходит в случаях апатии, которые начинаются с игнорирования инграмм).

   Р., однако, был сильно подавлен ее периодами злости и обнаружил, что он теперь оперировал почти исключительно на самоконтроле, состоянии, при котором он решал за самого себя и за одитора, что именно нужно истощать в одитинге, а что не нужно. Этот самоконтроль, конечно, бесполезен, так как если бы человек знал о своих аберрациях и данных в инграммах, они бы не были инграммами. Так он начал свой период отказом проявлять любые эмоции, поскольку жена над ним из-за них насмехалась, не следовал ее инструкциям и был, короче, послушен инграммам, полученным от нее, когда супруга злилась на него во время прошлых сессий. С. посоветовали взять в работу моменты злости, которую она показывала как одитор в терапии, и когда они были сокращены, обнаружилось, что с Р. стало опять легко работать и он сотрудничал.

   Язва мужа произошла от попытки аборта. Его отец, крайне аберрированный человек, пытался сделать матери аборт, когда она была на седьмом месяце беременности. Мать протестовала, утверждая, что выкидыш может оказаться живым ребенком. Отец сказал, что если ребенок выйдет живым, он его убьет, как только тот покажется на глаза. Он также сказал, что мать должна лежать смирно, пока он делает задуманное. В другой раз отец сказал, что он закроет мать в кладовке до тех пор, пока она не решит выкинуть ребенка. (Этот кейс был сильно усложнен тем, что мать боялась сказать мужу правду и притворялась, что она не была беременной на протяжении трех первых месяцев, заставляя: отца верить, что ребенку всего четыре месяца, когда ему исполнилось все семь. Поэтому кейс был полон секретности, неразберихи и противоречивых данных). Это значило, что Р. имел мощный холдерв пренатальной области: он был удержан инграммой, которая включала в себя протыкание его живота. Это была ключеваяинграмма, что значит, что другие инграммы, за счет механизма похожих соматик и содержания, собрались вокруг, чтобы подавить ее. Это был узел инцидентов, с которыми С. столкнулась, не зная об этом, и запутала его еще больше своей злостью. Р. не хотел сотрудничать, но его трак времени скрутился в клубок вокруг инграммы с холдером – ключевой инграммы. Две стоматологические операции по удалению зубов мудрости с применением закиси азота в виде наркоза также подавляли пренатальные инграммы.

   С. работала какое-то время, пытаясь добраться до поздних зубных инграмм, которые содержали громаднейшее количество разговоров между хирургом и его помощниками, и матерью Р., которая, к несчастью для его психического здоровья, сопровождала его к врачу.

   Р. испытывал значительные неудобства от постоянных рестимуляций инграмм, до которых все же нельзя было добраться. Он не испытывал неудобств, больших, чем те, что он часто испытывал в прошлом и его неудобств вообще не было бы, если бы С. понимала Кодекс Одитора и следовала ему. Кейс не сделал, никакого прогресса на протяжении нескольких недель.

   Терапия С. прогрессировала. Муж был интенсивно рестимулирован работой с ней, что приносило ему еще больше неудобств, но чем больше он работал над ней, тем лучшим одитором она становилась и тем больше повышался ее интеллект (ее коэффициент интеллекта^[21] поднялся на 50 единиц после пяти недель терапии). С. хотела знать, как преодолеть те или иные значительные препятствия в его кейсе и была в курсе, что, как и муж, она избегает определенные темы, так как много раз поступала бессердечно по отношению к Р. еще задолго до терапии.

   Она поняла, что сделала с мужем, но все же не могла смириться с тем, что несет основную ответственность за то, что супруг несчастен. Она обычно говорила с мужем со злобой, которая, как С. хорошо знала, «нажимала на его кнопки», чтобы он что-то делал или воздерживался от ссоры, и эта речь была для Р. крайне рестимулирующей еще задолго до терапии.

   Тогда С. начала работать с инграммами болезненных эмоции в позднем периоде жизни Р. и, благодаря работе с ранними физически болезненными инграммами, в которых Р., по его словам, «ничего не чувствовал», попеременно с поздними инграммами болезненных эмоций, когда он переживал интенсивные эмоции, но не мог их проявить, освободила (сделала релиз) эмоции в кейсе. После этого Р. демонстрировал равномерный прогресс. Поздние болезненные эмоции были сокращены и тогда выявились для сокращения ранние пренатальные инграммы, что создало возможность сократить больше поздних болезненных эмоций.

   Внезапно было обнаружено, что причина, по которой Р. так легко расстраивался из-за С., заключалась в медсестре, которая присматривала за ним во время операции на гландах, когда ему было 5 лет. С. немного напоминала своими манерами ту сестру. Это была инграмма сочувствия, и когда она была отпущена, трак времени начал выравниваться и нахождение-инграмм абортов стало более легкой задачей.

   Получилось так, что Р. был далеко от своего трака времени на протяжении большей части жизни, его память была закупоренной, рикол в плохой форме. Причина крылась в спрятанной ключевой инграмме, попытке аборта, где его отец поклялся, что убьет ребенка, когда тот покажется на свет и добавим, что ребенок все равно не в состоянии что-либо видеть, слышать или чувствовать. Этот инграммный материал и проявлялся в неспособности Р. двигаться по траку времени.

   В тот момент, когда был найден ключ – прошло уже 280 часов терапии – Р. ступил обратно на трак времени, мог передвигаться по нему и стирание его инграммы продолжалось упорядоченным образом.

   С. стала клиром примерно за два месяца до того, как Р. добрался до своей последней инграммы. Аллергии С., однако, исчезли задолго до того, как ее кейс стал полностью клирован, так же, как язва Р. и другие психосоматические заболевания прошли задолго до того, как был окончательно клирован его кейс.

ПРОБЛЕМЫ РЕСТИМУЛИРОВАННОГО КЕЙСА

   Г. стал клиром после десяти месяцев нерегулярных сессий. Его кейс имел первоначальный диагноз отсутствия соника и видео, перекрытия боли и эмоций, постоянного легкого транса и постоянной же «регрессии» в трехлетний возраст. Это значит, что как только он вошел в ревери, он с ужасом обнаружил себя в зубоврачебном кресле, трех лет от роду, во время вырывания зуба – в инграмме, в которой он находился, сам того не зная, примерно половину всей своей последующей жизни. Это отчасти было причиной его хронического разрушения зубов и неспособности спать – в знак протеста против наркоза. Ситуация была очевидной, так как он немедленно начал крутиться и шепелявить, что было моментально исправлено за счет прохождений инграммы, чтобы Г. смог вернуться в настоящее время. Что он и сделал.

   Г. испытывал значительные трудности в жизни, был высокодинамичным, но проявлял признаки апатии. После семидесяти пяти часов, когда был произведен релиз, обнаружилось, что его жена иногда была его псевдо-бабушкой, а иногда, за счет мульти-вэйлансности, его псевдо-матерью. Так как его расчет сочувствия требовал от него быть больным для того, чтобы бабушка была с ним рядом и, так как его контрвыживательные инграммы ставили условие, что его мать будет хорошо к нему относиться только тогда, когда он болен, реактивные расчеты привели к выводу, что он должен быть постоянно болен, и его тело подчинялось данному требованию на протяжении двадцати трех лет. Все это шло излечено, конечно, благодаря стиранию инграмм.

   Стирание началось после примерно двухсот часов терапии и продолжалось нормально, как вдруг кейс совершенно перестал прогрессировать. На протяжении пятидесяти или более часов терапии было найдено только несколько инграмм. Но даже они не могли быть сокращены, нельзя было найти и болезненные эмоции, а обнаруженные и сокращенные инграммы были уничтожены исключительно потому, что одитор этого кейса работал с пре-клиром очень искусными методами, которые почти никогда не бывают необходимыми – их просто нет нужды применять, кроме как на умалишенных. Такие старания были явно не нужны в начале кейса. Что-то наверняка было неправильно.

   Во время подробного расспроса выяснилось, что жена Г. была жесточайшим образом против Дианетики, что она никогда не упускала случая высказаться самым уничижительным образом против Дианетики в присутствии Г. особенно, когда он был среди своих друзей. Она его высмеивала и называла психопатом. Она искала адвоката и пыталась развестись (причем объявила это после того, как он начал терапию, хотя тайком от мужа регулярно консультировалась об этом с адвокатом на протяжении двух лет до терапии) и вообще будоражила и тревожила Г. до такой степени, что он постоянно получал инграммы болезненных эмоций, хоть он и не проявлял эмоций против нее.

   У них был ребенок девяти лет, мальчик. Г. очень любил сына. Ребенок перенес необычайно много детских болезней, страдал глазами и хроническим гайморитом; он отставал в школе. Жена была довольно, строгой с ребенком. Что бы он ни делал, она нервничала.

   Одитор этого кейса, узнав о ее отношении к мужу вообще и к Дианетике в частности, обстоятельно побеседовал с ней о муже. Было обнаружено, что она не была против терапии для себя лично. Вскоре после собеседования Г. и эта женщина повздорили, и во время ссоры Г. сказал, что она, должно быть, аберрирована. Она на это очень обиделась и заявила, что он сам такой, так как интересуется Дианетикой. Он парировал тем, что из них двоих он менее аберрирован, поскольку по крайней мере предпринимал какие-то шаги для улучшения своего состояния. Он также сделал замечание, что она наверняка аберрирована, иначе не относилась бы так к ребенку, что Заказывало на блокированную вторую динамику, секс.

   На следующий день он пришел домой с работы и обнаружил, что она забрала деньги из банка и уехала в другой город, взяв с собой сына. Г. поехал за ней и нашел ее в доме каких-то ее родственников. Она им сказала, что, муж ее избивал и стал таким ненормальным, что вынужден был проходить терапию. На самом деле он никогда в жизни до нее не дотрагивался с грубостью. Во время этой встречи при свидетелях она неистовствовала и поносила любую «систему психиатрии», которая верит, что возможна память до развития речи. Он обратил ее внимание на то, что множество школ прошлого верили в существование памяти до появления речи, что все основы психиатрии давно говорили о «памяти в утробе матери» без осознания того, что это было на самом деле и так далее.

   Ее родственники, видя, что Г. спокоен и вполне в себе, заставили ее вернуться домой с мужем. По дороге, она сделала драматический, хоть и не устрашающий, жест – пригрозила, что покончит жизнь самоубийством, выпрыгнув из машины на ходу.

   По возвращении супругов домой одитор этого кейса поговорил с ней наедине. Он только теперь догадался, что она что-то из своей жизни прятала от мужа и пришла в ужасное волнение именно потому, что столкнулась с наукой, которая могла возродить всю память. После подробного расспроса она в конце концов созналась, что это было правдой, которую ее муж никогда не должен был узнать. Она была настолько обеспокоена, что одитор, с ее разрешения, дал ей несколько часов терапии. Немедленно было обнаружено, что ее отец много раз угрожал убить ее мать и не желал ее появления на свет. Также было обнаружено, что имя отца было Ш. и что

СОВЕТЫ ОДИТОРУ

   Скрытый источник человеческих аберраций оставался, невидимым по ряду особых причин. Одитор с ними всеми столкнется, и хотя способность реактивного инграммного банка отказывать ему при этих методах равняется нулю, одитору следует знать природу чудовища, которое он атакует.

   Механизмы защиты на службе инграммного банка – хотя они и не очень эффективных сейчас, когда мы знаем, как пробить броню причины сумасшествий – следующие:

   1) Физическая боль.

   2) Эмоции в виде захваченных единиц.

   3) «Бессознательность».

   4) Замедленный характер кий-ин.

   5) Промедление между рестимуляцией и болезнью.

   6) Полная нерациональность.

   Мы много знаем о физической боли – что ум стремится ее обойти в памяти, так же, как и в жизни: поэтому блокирована память.

   Эмоции потерь нагромождаются и создают буфер между человеком и реальностью смерти.

   «Бессознательность» не только является механизмом сокрытия информации, это также блок для памяти, которая не в состоявши преодолеть провалы моментов прошлого, возникавшие тогда, когда выходили из строя предохранители.

   Инграмма может пребывать в спячке большую часть жизни человека и затем, при наличии соответствующего набора рестимуляторов в подходящий момент физической усталости или болезни показать себя, создавая кажущуюся причину сумасшествия и меньшей аберрации за много лет после того, как случился настоящий инцидент.

   Другим аспектом защитного механизма банка являлось рестимуляционное промедление, что значит, что когда инграмма кий-ин, часто требуется два-три дня для того, чтобы действие себя проявило. (Пример: скажем, мигрень имеет рестимулятором ритмический стук; человек, имеющий инграмму, слышит этот звук; через три для он вдруг получает мигрень). Как мог человек обнаружить специфический рестимулятор спорадических заболеваний при таком запаздывании?

   Полная нерациональность инграммы, и предельная нерациональность в том, что все равняется в инграмме всему остальному и вещам в окружающей среде, которые почти не похожи друг на друга, конечно, является глупостью, которую любой разумный человек может не воспринять, как «мыслительный процесс».

   Человек искал этот источник на протяжении нескольких тысячелетий; но он искал что-то сложное, основываясь на предположении, что все, что могло быть таким ужасным и обладать такой разрушительной силой, быть настолько жестоким и способным демонстрировать сложные проявления, должно иметь сложный источник; но исследования показали, что он необычайно прост.

   Одитору не придется предпринимать много попыток обозначить границу между нормальностью и сумасшествием, поскольку эти термины относительны. Его попросят сравнить Дианетику со старыми стандартами, типа сложной классификации Крипелина^[22]; сделать это можно, но оно будет иметь практическую значимость Естественной истории Аристотеля, которая представляет интерес только для историка.

   Если человек не способен приспособиться к окружающей среде, чтобы ужиться, выполнять или отдавать приказания, или, что более важно, если он не способен приспособить окружающую среду к себе, тогда он может считаться «сумасшедшим». Но это относительное название. Душевное здоровье, с другой стороны, близко подходит, при помощи Дианетики, к потенциальному абсолютному значению, так как мы знаем, – что собой представляет оптимальный ум. Модификация образования и точки зрения может сделать так, что рациональное действие одного человека кажется другому нерациональным, но это не является проблемой нормальности – это лишь проблема точки зрения и образования, о которых одитор не станет сильно волноваться.

   Таким образом, пациенты, которых одитор встретит, попадут в три общих Дианетических класса: отсутствия соник– рикола, воображаемых риколов и наличия соник-рикола. В том, что у всех пациентов есть проблемы с психикой, сомневаться не приходится. Вопрос же о том, насколько трудным или длительным будет кейс, довольно неплохо разрешается с учетом степени наличия этих трех факторов.

   Однако, одитор может обнаружить, что он имеет дело с Действительно «сумасшедшим» кейсом, то есть кейсом человека с психозами – психопата. Работа с таким кейсом зависит от того, к какому из трех вышеуказанных классов пациент– психопат может быть отнесен. Проблема заключается в том, чтобы ликвидировать интенсивность инграмм как можно быстрее.

   Условия и механизмы, которые «прячут» инграммный банк, остаются неизменными; они устойчиво присутствуют в каждом пациенте, в каждом человеке. Технология Дианетики может быть усовершенствована – и какая научная технология, особенно в первые несколько лет своего существования, не способна на это, – но она работает не только на избранных пациентах. Она применима ко всем людям.

   Таким образом, если мы имеем дело с «сумасшедшим» пациентом, фундаментальная проблема не изменяется и технология Дианетики работает, как и на любом другом кейсе. Задача заключается в том, чтобы снизить интенсивность заряда кейса с тем, чтобы он мог быть разрешен стандартными методами.

   Было обнаружено, что сумасшедшие пациенты часто застревают на траке времени и в таком Случае одитор дает им репитер холдера, один вид холдера за другим, пока они опять не начнут двигаться. Если пациент находится в состоянии регрессии, он настолько прочно застрял, что потерял связь с настоящим временем. Любой пациент может начать переживать снова вместо того, чтобы просто возвратиться, и одитор, для того, чтобы это предотвратить, просто резко ему говорит, что он это может помнить, что возвращает его обратно в состояние возвращения. Было обнаружено, что сумасшедшие пациенты часто слушают одну инграмму опять и опять. В этих кейсах снова необходимо закрепить внимание и давать им холдеры до тех пор, пока они не будут двигаться по траку. Сумасшедшие пациенты находятся совершено вне трака, слушая демонов и видя иллюзии. Проблемы всегда одни и те же: используйте метод репитера, когда их внимание тем или иным способом было зафиксировано, и затем добейтесь или того, чтобы они двигались по траку, или чтобы они возвратились на трак времени. Шизофреники обычно далеки от собственного трака времени.

   Лучшим способом разряжения интенсивности кейса, чтобы начать на нем рутинную терапию, является нахождение и разрядка инграмм болезненных эмоций. Если обычные методы не достигают успеха, обратитесь за помощью к медику, дайте пациенту закись азота или пентатол натрия, чтобы достигнуть глубокого уровня транса, где пациент обычно сможет двигаться по траку, даже если он не был на траке в бодрствующем состоянии. Найдите позднюю инграмму отчаяния (болезненных эмоций) и разрядите ее, как описано в главе об эмоциях. Метод для глубокого транса ничем не отличается, кроме того, что нужно быть исключительно осторожным и не говорить ничего, что аберрирует пациента еще больше, но ограничить все разговоры терминами терапии и не забыть установить отмену.

   Сумасшедший подчиняется какой-то инграммной команде, может быть, нескольким, независимо от того, что он делает. Такая команда может диктовать, по интерпретации пациента, какое-то странное действие; она может диктовать «демонские» поступки или что угодно. Но диагноз просто состоит из наблюдения за пациентом и узнавания из его действий, какой может быть инграммная команда.

   Данный учебник не описывает Клиническую Дианетику дальше этих нескольких замечаний, но одитор, который знает основы книги и понимает, как эту информацию применять, способен привести пациентов в «нормальность» за столь короткое время, что ученые мужи из клиники обычно считают это чудом выздоровления. Пациент, однако, очень далек от того, чтобы быть релизом, и намного больше часов нужно потратить на дальнейшую разрядку болезненных эмоций и на сокращение инграмм перед тем, как одитор может считать, что разрешить прекращение терапии будет уже безопасно.

   Одитор должен быть очень осторожным, по крайней мере на протяжении следующих двадцати лет, с любыми кейсами, которые побывали в психиатрических больницах, так как, может быть, он получает кейс с иатрогенным психозом, причиненным врачами в дополнение к собственным инграммам пациента. Дианетика может немного помочь уму, даже если его проткнули шилом или с него «сняли кожицу», как с яблока, но она не может полностью излечить такое умопомешательство до тех пор, пока какой-то смекалистый биолог не найдет способа вырастить новый мозг. Труднопредсказуемы кейсы с электрическими шоками: терапия на них может принести благоприятный результат, но может и не принести, так как материя мозга могла быть выжженной до такой степени, что мозг больше не в состоянии функционировать нормально. При вхождении в любой подобный кейс, одитор будет ошеломлен хаотичным состоянием стандартного банка, не говоря уже о проводке, по которой он должен был быть в состоянии достигнуть инграммный банк. Сифилис и другие заболевания, которые разрушают мозг, должны быть классифицированы тем же образом, и к ним нужно подходить только с полным осознанием того, что Дианетика может быть не в состоянии ничем помочь разобранной машине. На мозге были проведены тысячи таких «операций» и сотни тысяч электрошоковых терапий, так что одитор должен быть осторожен, чтобы не пытаться достичь цель, которую достичь невозможно, в то время, когда существует так много кейсов, которым еще можно помочь. Любой кейс, который был госпитализирован, должен браться в этом отношении на подозрение. И если замечено что-то необычное – запутанность памяти или отсутствие координации – опрос может выявить скрытую госпитализацию. Одитор должен быть настороже и в том случае, если его позвали помочь кейсу, которого должны скоро госпитализировать. Кейс, который посылают в психиатрическую лечебницу, – это тот кейс, который, может быть, уже был в ней раньше, сколько бы друзья и родственники ни утверждали обратное.

   Таким же образом одитор должен осторожно подходить к кейсам окопной болезни^[23], так как в этом случае человек скорее всего был обработан перед тем, как оставить службу и мог получить электрические шоки, ему могли сделать операцию на мозге или наркосинтез, причем это могло быть сделано без его согласия и он даже может об этом ничего не знать.

   Эти предупреждения здесь даны не для того, чтобы уберечь одитора от какой-то физической опасности – пациенты, нормальные или сумасшедшие, почти всегда сотрудничают с одитором во время применения Дианетики, даже если они ворчат и прохаживаются в ее адрес, – но потому, что может быть затрачено много труда только для того, чтобы потом убедиться, что вся умственная машина была поломана и не подлежит ремонту.

   Если одитор берется за кейс с электрическим шоком, он должен поставить своей основной задачей релиз этого шока как инграммы, так как в этих инграммах, полученных в психиатрических лечебницах, содержится различная безответственная болтовня, которая способна еще больше затруднить лечение. Это добавляется к тому факту, что электрические удары в любом месте тела имеют тенденцию расстраивать инграммный банк и связывать его таким образом, что инциденты перепутываются больше обычного.

   Не преследуя никаких иных целей, кроме развития Дианетики и сбережения времени одитора, также нужно заметить, что результаты третьесортных методов некоторых полицейских отделений и обычного плохого обращения полиции с преступниками или с обычными гражданами, может быть, нужно будет релиз в кейсе до продолжения дальнейшей терапии. Тюремные сроки способны содержать большие заряды, достаточные для того, чтобы расстроить ум, но все же могут быть скрыты пациентом в силу ошибочного представления, что одитор интересуется его «характером» или будет в нем разочарован.

   В инграммный банк входят также различные другие помехи, о которых одитор обычно не подозревает, кроме тех случаев, когда пациент рассказывает о них сам. Давать сильные аберрации и задержать кейс может, например, гипнотизм. Одитор должен иметь о нем некоторое рабочее представление, чтобы быть в состоянии релиз инграммы, которые он производит но не для того, чтобы его использовать в Дианетике. Гипноз – это искусство насаждения внушений в инграммный банк. Там внушения могут подсоединиться к инграммам и стать их локами. Так как большинство инграммных банков содержат образцы большинства обычных слов, гипнотизм почти наверняка будет аберрирующим. Снижение мощности аналитического ума искусственным образом приводит человека в оптимальные условия для принятия инграммы. Гипнотизер в большинстве своих внушений использует механизм форгетера, и большинство пациентов имеют похожие инграммные замечания, которые предотвращают возможность релиза внушения, сделанного гипнотизером. Гипнотизм можно считать мощным локом, который способен явиться серьезной преградой в инграммном банке пациента. После клиринга, внушения, не имея под собой якорей боли, исчезают, как локи. Но гипнотические внушения может быть нужно найти и клировать прежде, чем работа над кейсом будет продолжаться. Гипнотизм имеет широкое применение в этом обществе и часто получается так, что из-за механизма форгетера пациент не в состоянии вспомнить, был ли он вообще под гипнозом. Метод возвращения обнаружит такие моменты; метод репитера с возвращением пациента в то время, когда он повторяет гипнотическую фразу, типа «Спать, спать, спать», обязательно их обнаружит.

   Не все сеансы гипноза происходят в гостиной. Довольно часто его используют извращенцы, несмотря на то, что «моральная» природа человека должна, казалось бы, подниматься в индивидууме под гипнозом. Такого рода инциденты, даже в случаях с людьми высокой репутации, были найдены в пациентах после проверки их детства. Эти инциденты часто были совершенно закупоренными – настолько отупляющими становились команды, содержащиеся во внушениях.

   Дианетика может быть совмещена с гипнотизмом, но Дианетику так же можно совместить и с астрономией. Одитор во время работы с гипнотическими пациентами должен быть очень осторожным со своими словами – для того, чтобы внести минимальное количество своих собственных слов в инграммный банк и чтобы не превратить Дианетику в гипноз.

   Вся польза гипнотизма лежит в области исследований или в установлении временной маникальной инграммы. Последняя приносит гораздо больше вреда, чем пользы. Также достоинства гипнотической анестезии очень сильно преувеличены. Никакое общество не должно терпеть гипноза в качестве светского развлечения, так как он может быть достаточно разрушительным, чтобы рестимулировать инграммы до состояния сумасшествия. К тому же гипнотизер никогда не знает содержания инграммного банка. Любой хороший гипнотизер, если он переборет в себе желание говорить, может быть хорошим одитором, но если он пытается совместить Дианетику с гипнотизмом, он обнаружит, что сделает пациента очень больным. Никогда не устанавливайте никаких внушений в пациенте, даже если он будет умолять об этом. Почти полная их фатальность уже доказана.

   Можно работать над кейсом От начала до конца в глубоком амнезийном трансе. Часто бывает возможно ввести спящего человека в глубокий транс, просто тихо обращаясь к нему несколько ночей подряд в одно и то же время, пока он в конце концов не ответит на такое приглашение к разговору. Тогда можно начинать Дианетическую терапию и продолжать ее до полного успеха, особенно если одитор достаточно осторожен, чтобы искусственным образом не рестимулировать поздние инграммы физической боли, работая в посленатальной области преимущественно с инграммами болезненных эмоций. Если человек, который проходит терапию, осознает происходящее, его можно ввести в ревери, когда обнаружатся более ранние данные, так как «Я» обладает большей мощностью (состояние ревери), чем слабые, хоть и мудрые единицы внимания, которые составляют исходную личность (состояние глубокого транса). Работа поочередно ведется то в амнезийном трансе, то в ревери. Кейс будет со временем разрешен, даже если ревери не использовать. Но, применяя один амнезийный транс, одитор тем самым берет на себя громадную ответственность: в каждой сессии должна быть установлена и использована отмена. Допустимо лишь минимальное количество разговоров. Все, что одитор хочет сказать, должно быть сформулировано в виде вопросов, если это возможно, так как они не аберрируют в той же степени, что команды. Этот метод применялся успешно, но ревери, даже если кажется, что это более медленный метод и даже если отсутствует соник, является гораздо более удовлетворительным по той веской и неоспоримой причине, что пациент выздоравливает быстрей и равномерней. А амнезийный транс может вывести его из строя на несколько дней подряд, когда казалось, что инцидент был поднят в глубоком трансе, но, несмотря на это, он «зависает» в бодрствующем состоянии. Иногда амнезийный транс определенно не рекомендуется: было проведено много исследований, и было обнаружено, что он неудобен для пациента и сильно нервирует одитора. Однако, если по той или иной причине нельзя использовать другие методы, амнезийный транс может быть применен, но всегда с большой осторожностью и с полным осознанием того, что выздоровление пациента замедляется иногда даже в три раза из-за работы на уровне инграммного банка, тогда как аналитические контакты остаются неиспользованными во время разрядки. Ни одна из причин, по которой одитор решил бы использовать транс, не включает в себя желания пациента, который, если бы одитор ему позволил, мог бы усиленно требовать гипноза, наркотиков или внушений в попытке избежать своих инграмм и который, – опять-таки, если ему разрешить, – сделал бы из себя удивительно безобразный кейс. Одитору пришлось бы его потом расхлебывать. Ревери, таким образом, является самым лучшим способом.

ПРОБЛЕМЫ ПАЦИЕНТОВ ВНЕ ТЕРАПИИ

   Может так случиться, что пациент, который прогрессировал, вдруг прекращает всякий прогресс. Причина может находиться вне терапии. Окружающая среда пре-клира может быть настолько сильно рестимулирующей, что он отвлекается, всегда рестимулирован, и работа продвигается очень медленно. Может быть обнаружено, что пре-клир (как в одном случае и было) договорился с другим супругом, который хотел развода, чтобы тот подождал с этим делом, пока пре-клир не станет клиром. Другие жизненные ситуации могут породить в окружающей среде импульс, толкающий к тому, чтобы не быть клиром. Одитор не вмешивается в личную жизнь своих пре-клиров, но в случаях, когда терапия затрудняется существующими ситуациями, одитор, поскольку дело чревато потерей его времени, имеет полное право узнать причину. Все эти причины сведутся к какому-то рассчитанному пациентом жизненному преимуществу в том, чтобы не быть клиром. Если, например, временно убрать пре-клира из его дома, это может изменить окружающую среду, и позволить терапии продвигаться. Одитор имеет право попросить, чтобы пациент (клир он или нет) решил свои проблемы по собственной инициативе. Пре-клиры часто не понимают, что они уже стали релизами. Цель стать клирами сияет перед ними настолько сильно, что они перестают себя сравнивать с «нормальными», которых они уже обогнали.

   Можно ожидать того, что пациент в процессе терапии Дианетики будет весьма и весьма сосредоточен на копании в ceбe^[24] По мере прогресса кейса, это состояние достигает своей максимальной остроты, когда кейс примерно на 3/4 закончен, и потом уменьшается.

   Характеристикой клира является его интерес к своему внутреннему и окружающему миру в одно и то же время. Если сосредоточенность на своем внутреннем мире была значительной, хорошей меркой прогресса кейса является то, насколько пре-клир интересуется окружающими вещами.

   Почти все пре-клиры очень много говорят о своих инграммах до того момента, как они становятся очень устойчивыми релизами. Если они не говорят или не хотят говорить о своих инграммах в обычных беседах, одитор может заподозрить существование в инграммном банке чего-то очень оберегаемого, чего-то такого, что необходимо прятать: в таких случаях нужно действовать соответствующим образом. Хоть одитору и могут надоесть эти разговоры, они открывают много нового материала, если он наблюдает за фразами, которые пре-клир, использует, говоря об инграммах.

   Это чистая правда, что аберрации-появляются в результате того, что было сделано человеку, а не того, что он сам натворил. Действия пациента во время драматизаций, во время совершения преступлений и так далее не являются для него аберрирующими. Поэтому деятельность пре-клира не должна интересовать одитора. Целые кейсы были закончены даже без того, чтобы одитор узнал, чем пре-клир зарабатывал себе на жизнь. В то время, как аберрированное общество налагает на человека ответственность за его действия, антиобщественные действия как раз являются результатом инграмм, которые диктуются этим обществом. Пациент не виноват в том, что он совершил. Если он клир, тогда другое дело. Можно считать, что клир несет полную ответственность за свои собственные действия, так как он в состоянии рассчитывать рационально на основании своего опыта. Но аберрированный человек имеет очень мало или вообще не имеет контроля над своими действиями. Поэтому одитор должен объяснить пациенту очень доходчиво, что его совершенно не волнует, что аберрированный, который стал пре-клиром, наделал в своей жизни. Проблема, с которой работают одитор и пре-клир – это инграммный банк, который состоит исключительно из того.

   что сделали другие люди и что было причинено пре-клиру в моменты, когда он был не в состоянии себя защитить. Этот подход не только является истинным, он также обладает терапевтическими свойствами, так как за счет такого рода объяснения одитор может добиться сотрудничества, в котором в другом случае было бы отказано.

   Одитор обязан никогда не нарушать Кодекс Одитора в своей работе с пациентом. Результатом таких нарушений неизбежно является затянувшаяся терапия.

РЕСТИМУЛЯЦИЯ

   Ум является: механизмом, который сам себя защищает – и Дианетика делает то же самое. Наука мышления, которая действительно работает, настолько близко следовала бы действующим принципам ума, что она вместе с тем параллельно следовала бы постановлениям и условиям самого разума. Так и с Дианетикой: разум получает диагноз из своей реакции на терапию; терапия улучшена реакцией ума (аналитическим подходом к инграммам, которые терапия вывела на свет). Это очень ценный рабочий принцип, так как он объясняет феномены, за которыми можно пронаблюдать и предсказывает большинство других феноменов. Частью этой параллельности является самозащитное устройство.

   Повредить разум почти невозможно, так как он представляет собой исключительно стойкий механизм. Конечно, когда кто-то начинает его кромсать и штопать металлическими предметами, травить его наркотиками или бактериями или отбрасывать в сторону его природную броню, как в случае применения гипноза, могут случиться и неприятности.

   Шарлатанство почти невозможно там, где Дианетика практикуется хотя бы в некоторых своих принципах. Человек или использует всю Дианетику и добивается результатов, или зарабатывает себе ухудшение кейса: это научный факт. Дианетика, защищающая саму себя наука, требует практического применения клирами или, по крайней мере, релизами. Клир очень внимательно следует во всем своем поведении лучшим аспектам Кодекса Одитора, так как его этический уровень очень высок. Следовательно, любой человек, который начинает практику Дианетики, обнаружит себя, независимо от его первоначальных стремлений, движущимся к цели доведения его собственного кейса до состояния клира.

   Тому содействует одна превосходная причина. Есть такой принцип – рестимуляция одитора. Мы теперь понимаем, что приводит к рестимуляции инграммы. Когда она рестимулируется, то насаждает в организме боль и диктует ему свои действия. Принятие какого-то ощущения из окружающей среды, которое напоминает запись (звуковую, световую или органических ощущений) в инграмме приводит последнюю в действие в большей или меньшей степени. Тем же образом, если одитор не клир или если он сам не проходит терапию для достижения состояния клира, он становится рестимулированным. Он, в конце концов, постоянно выслушивает инграммный материал пациентов. А ведь это – материал, из которого сделано сумасшествие. Инграммы есть у всех, и рано или поздно пациент начнет проходить одну из своих инграмм, которая будет очень похожа на инграмму одитора. Это ведет к неприятным ощущениям для одитора, если он не проходит терапию, где смог бы релиз эти рестимулированные неудобства. До тех пор, пока человек работает над поздними локами, это не представляет большой проблемы (и это сделало возможным для практикантов и лекарей психики прошлого избежать большей части наказаний за свои собственные аберрации), но, когда вы имеете дело с исконным материалом этих аберраций, постоянное затрагивание рестимуляторов может привести к серьезному состоянию. Это тот же механизм, который заставляет людей в сумасшедших домах самих становиться жертвами психозов, хотя, конечно, они должны были их иметь с самого начала для того, чтобы было чему рестимулироваться.

   Одитор может провести один или два кейса без серьезных последствий, но какими бы значительными ни были в дальнейшем последствия, Дианетика с ними справится. Однако, для сохранения собственного комфорта, одитор должен сам стать клиром или релизом – и чем раньше, тем лучше. Будучи релизом, он сможет работать без особых проблем, для него открывается возможность договориться с тем, с кем он проводит терапию, чтобы этот человек тоже делал ему одитинг. Так может возникнуть ситуация, где два пре-клира – оба одиторы. Эти чередования обычно работают прекрасно.

   Два человека, однако, после начала работы могут обнаружить, что они взаимно рестимулируют друг друга, что значит, что каждый из них является «псевдо-человеком» из инграмм другого, или что один рестимулирован другим (тоном голоса, инцидентами). Это не должно быть помехой одитингу. Это преодолевалось и раньше, и сейчас, и терапия продвигалась вперед, несмотря на самые жестокие рестимулирующие обстоятельства. Обычно пре-клир пытается избежать инграмм, утверждая, что одитор его рестимулирует, но это недостаточно веский довод для того, чтобы остановить терапию. Однако можно сделать так, что два человека приглашают третьего в цепь и, за счет того, что каждый из них делает клиринг следующему, они существенно снижают напряженность. Такая «треугольная» система, где ни один пре-клир не делает одитинг тому, от которого сам получает терапию, довольно успешна.

   Муж и жена, которые на протяжении долгого времени много ссорились, могут найти взаимный клиринг слишком рестимулирующим. Это можно делать, если нет другого выхода из положения, и это делается часто. Но если терапия не продвигается успешно, он должен найти себе партнера для терапии, и она должна сделать то же самое. Матери, которые пытались сделать аборты и вообще относились к своим детям плохо, в состоянии производить им терапию, но, как и в любом случае рестимулирующих обстоятельств, одитор должен исключительно истово следовать Кодексу Одитора. Без этого в терапии будет гораздо больше нагрузки, чем необходимо. В таком случае, мать сама должна быть по крайней мере релизом перед тем, как она попытается сделать детей клирами; она не должна с ними работать, пока им не исполнится по крайней мере восемь лет.

   Проблема рестимуляции одитора или одитором, когда одитор рестимулирует пре-клира или пре-клир рестимулирует одитора, не включает в себя рутинного аспекта терапии, подразумевающего, что пре-клир всегда искусственно рестимулирован во время терапии. Инграмму можно рестимулировать, дотронувшись до нее несколько раз и, таким образом, она поднимается. Проблема рестимуляции одитора является особой проблемой, где одитор – это псевдо-враг, чем-то напоминающий человека, который принес вред пре-клиру. В таком случае можно наблюдать сильнейший антагонизм пациента к одитору. Некоторые пациенты испытывают такую ненависть ко всем мужчинам, что только женщины могут с ними работать; некоторые так сильно ненавидят женщин, что только мужчины могут работать с ними. Но даже в случае дикой антипатии, если нет другого одитора или человека, которого можно быстро вытренировать на одитора, терапия все равно

КАК УРАВНОВЕШИВАЕТСЯ КЕЙС

   Любой кейс, если прекратить терапию, уравновесится через несколько недель, или, другими словами, стабилизируется на новом, более высоком уровне. Если не было использовано наркотического гипнотизма или других Дианетически противозаконных методов, все кейсы стабилизируются, таким образом, с большой пользой. Если терапией были вызваны рестимуляции, то можно рассчитывать, что они успокоятся. Пациент постепенно найдет свой собственный уровень состояния релиза. Работа над кейсами не обязательно должна продолжаться до клира, если у одитора не хватает времени, но, естественно, лучше, если они все же доводятся до конца – на чем обычно и настаивает большинство пациентов.

РАБОЧЕЕ ВРЕМЯ В ТЕРАПИИ

   Обычный период Дианетической сессии – два часа. С обычным пациентом за это время будет достигнуто все, что вообще может быть достигнуто в тот день. Работать над кейсом каждый день нет необходимости, желательно работать через день или через два. Работа с промежутками в неделю не является оптимальной, так как кейсы имеют тенденцию уравновешиваться. Более того, каждый кейс немного снижает уровень, обычно на четвертый день, если им не занимаются с интервалами не более трех дней. Это «падение» на четвертый день является естественным механическим феноменом: инграмма после кий-ин, когда она рестимулирована в жизни, требует примерно четыре дня, чтобы резко вступить в действие. В терапии иногда требуется три дня для того, чтобы «проявить» инграмму. Это не значит, что нужно ждать три дня, чтобы она появилась, и это не значит, что работа должна остановиться на три дня, но из этого следует, что инграммы, не будучи воспоминаниями и не проявляясь как память, иногда требуют три дня, чтобы всплыть на поверхность.

   Проще говоря, вы можете спросить об инграмме (в сессии) в первый день и сможете ее найти на третий день. В это время одитор находит другие инграммы. Этот процесс настолько автоматичен, что он не требует внимания и даже незаметен, кроме тех кейсов, когда работа ведется раз в неделю. Пре-клира просят найти инграмму в первый день, она готова к сокращению на третий день, опускается на четвертый и уравновешивается к седьмому дню.

   Эта трехдневная периодичность представляет интерес и с другой стороны. Вывод о том, что оптимальный промежуток времени именно три дня, просто является наблюдением за средним поведением пре-клиров. Точные исследования могут обнаружить, что это 2,5 или 3,6 дня (время бывает разным для разных пре-клиров), но три дня является достаточно точным сроком для наших целей. Если вы стремитесь только к получению релиза кейса, вы иногда обнаружите необходимость работы с поздней инграммой: инграмма физической боли, полученная после рождения, сначала будет повышаться, потом продержится на одном уровне на протяжении трех дней и затем опустится. Когда она опустилась, одитору следует вернуться обратно к ней и пробежать по ней опять. Работа над этими «провалами» со временем заставит позднюю инграмму прочно уйти в рецессию.

   Кейс часто впадает в эйфорию, когда одитор затрагивает инграмму, содержащую маник. Пациент тогда начинает всем вокруг рассказывать, как прекрасна Дианетика, потому что он сейчас в превосходной форме и очень счастлив. Но будьте осторожны. Через три или четыре дня этот маник провалится обратно в депрессивное состояние. Относитесь с подозрением к этим неимоверно быстрым «выздоровлениям», так как в них не больше постоянства, чем в огоньке спички. Спичка гаснет, становится обгорелой и холодной. Одитор, видя эту эйфорию, должен вернуться обратно в кейс и сократить инграмму, которая там содержится, более тщательно или же найти более раннюю инграмму.

   Количество времени, которое требуется на то, чтобы сделать клира, довольно сильно различается для разных пре– клиров. За счет разрядки зарядов отчаяния и работая над немногими ранними инграммами, одитор может добиться лучшего самочувствия пре-клира, чем добивались любые другие терапии, за 20 или 30 часов: это релиз. Такое состояние сравнимо с результатами двух или трех лет прошлой терапевтической работы. Количество времени, которое требуется на то, чтобы сделать клира, не сравнивается ни с одним стандартом прошлого, потому, что клир – это то, о чем прежние стандарты никогда даже не мечтали.

   В соник-кейсе, когда рикол в хорошей форме, можно получить клира за 100 часов. В кейсе с сильно перекрытыми риколами клиринг в крайних случаях может занять до 1000 часов. Таким же образом, кейс, который много фантазирует И содержит то, чего на самом деле не случилось, может занять много времени.

   Посмотрите на это вот с какой стороны: тех результатов, которых с помощью психоанализа можно добиться за 2–3 года, в Дианетике мы добиваемся за 20–40 часов, причем после нашей терапии эти результаты будут устойчивыми, чего нельзя сказать в отношении психоанализа. Это состояние – релиз. Такой человек может продолжать заниматься своим делом, но гораздо более компетентным образом, его эмоциональные заряды будут преимущественно ликвидированы. В лице клира, мы стремимся и добиваемся сверхнормального состояния ума. На обучение человека обычно тратятся многие тысячи часов; затрата двух или даже десяти тысяч часов на то, чтобы он стоял на ранг выше того, что раньше для него было возможно – это усилия, затраченные с пользой. Но мы не тратим даже такого количества времени. На то, чтобы стать клирами, у людей уходило около 30 часов, когда был соник и небольшой объем, и до 500 часов, когда их риколы были перекрыты и, вдобавок к этому, они имели рикол воображения. За сколько времени одитор справится со своими первыми несколькими кейсами – трудно сказать. Но со временем он получит клира, и наверняка за меньший промежуток времени, чем 1200 часов – даже при тяжелом случае. Когда он работает над достижением высшего релиза, после по крайней мере 50 часов пациент поднимается гораздо выше нормы, какой она понимается в настоящий момент, и затем этот подъем продолжается. Улучшения такие, что от недели к неделе заметна даже физиологическая разница, а психологическая разница просто поразительна. Тот, кто думает, что для того, чтобы дотянуться до клира, нужно только немножко подпрыгнуть и что это не такое уж большое достижение, не имеет ни малейшего понятия, насколько высоко находится эта цель.

   Большинство одиторов сначала попытаются добиться релиза, и это, конечно, мудро. Но когда их собственные кейсы будут в конце концов клированы, только тогда они вдруг поймут, что это состояние стоило затраты гораздо большего количества времени, чем ушло на самом деле.

   Когда одитор – новичок, невозможно предсказать, сколько времени у него уйдет на ошибки, освоение инструментария и оттачивание его мастерства. Поэтому нет возможности предсказать, сколько времени ему понадобится, чтобы сделать пациента клиром. Но хорошо обученному одитору никогда не требуется больше, чем 800 часов на самые тяжелые кейсы. Даже 500 уже много.

ДАННЫЕ ОТ РОДСТВЕННИКОВ

   Одитора всегда будет донимать лихорадочное желание пре-клира добыть данные от родственников или друзей. Просьба об этих данных сама по себе рестимулирует и пре-клира, и родственника. Матери сильно заболевали, получив рестимуляторы своих собственных прошлых заболеваний от ребенка, который вдруг о чем-то «узнал».

   Данные, полученные от родственников и родителей пре– клира, не стоят даже самого ломаного гроша – этот факт постоянно подтверждается опытом. Ведь в этом случае мы полагаемся на память аберрированного человека, тогда как с помощью Дианетики мы имеем доступ к источнику точного материала, которому можно полностью доверять. Одиторы имели кейсы, прогрессирующие гладко и затем внезапно переставшие прогрессировать. Потом обнаруживалось, что пре-клир обошел родителей и родственников с вопросами, и они, не желая ничего, кроме того, чтобы он забыл о том, что они ему сделали, дали ему вводящие в заблуждение данные, которые потом одитору пришлось очень скрупулезно убирать. Вот они – «злодеи» этой пьесы, люди, сделавшие пре-клиру то, что создало его аберрации. Если кто-то ожидает от них точной информации, то следующим его шагом может быть уверенность в том, что Луна сделана из голландского сыра.

   Если одитору нужна информация от этих людей, и он о ней просит – но в обход пре-клира – он, может, чего-то и добьется. Но любая информация, полученная таким образом, имеет ценность, которую в разведке относили к разряду «Ненадежный источник – малодостоверный материал».

   Предупредите пре-клира, чтобы он не беспокоил своих родственников и родителей, и объясните ему, что он может сделать их больными своими расспросами – вследствие принципа рестимулирования. Если мы нуждаемся в подтверждении полученных данных, единственным способом получения является терапия для родителей или родственников. Там мы обнаружим основной источник аберрации: в пренатальной жизни и детстве родителя. Но это уже проблема исследования, а не терапии.

   Если мать находится в пределах досягаемости одитора, он может сократить инцидент рождения ребенка и затем инцидент родов, через которые прошла мать, держа их в отдельности друг от друга, и сверить точность терапии. Также существует другая информация, которую можно сравнить тем же образом, принимая необходимые предосторожности.

   Важнейшей проблемой для одитора является субъективная, а не объективная реальность. Улучшается ли состояние пациента? – вот о чем нужно думать во-первых, в последних и всегда.

ОСТАНОВИТЬ ТЕРАПИЮ

   Скандальная и грубая баба – ангел в сравнении с пре-клиром, терапия которого была остановлена решением одитора.

   Продолжение терапии на пациенте, независимо от того, насколько редко происходят сессии, до какой-то степени удовлетворяет стремление его ил (исходной личности) вырваться из-под аберраций.

   Исходная личность, файл-клерк, сердцевина «Я», которая хочет управлять организмом, наиболее фундаментальные желания личности – все они могут считаться синонимами для нашей цели. Происходит неимоверное извержение сил этого фундаментального Себя, того, что является в действительности самой личностью, для покорения инграмм. Инграммы, заимствуя жизнь у своего хозяина, совершенно не желают быть покоренными. Каким бы механическим процессом это все в действительности ни было, одитор часто может поразиться сопротивлению инграмм и восхититься стремлением исходной личности покорить инграммы. Он работает вместе с исходной личностью, с самим человеком и игнорирует инграммные попытки вмешательства. Но существует ситуация, в которой кажется, что исходная личность предоставляет полную свободу действия инграммам с целью получения терапии.

   В работе «пациент» мог быть скептичным, саркастичным или даже злым по отношению к одитору. Или о пациенте можно было подумать, что он совершенно игнорировал свой инграммный банк. Или пациент мог даже яростно доказывать, что он ненавидит терапию. По некоторым из этих причин одитор может принять неразумное решение прекратить терапию. И вот пациент узнает об этом. На протяжении короткого времени, возможно, он не будет проявлять никакой реакции, но через несколько минут, несколько часов или несколько дней исходная личность, которой было отказано в спасении, может начать использовать все доступные виды оружия, чтобы заставить одитора возобновить терапию.

   Расстроенный прекращением терапии, даже если он сам настаивал на этом, бывший пациент начинает либо быстро опускаться, либо принимается атаковать, прямо в лицо или за спиной, одитора и саму терапию. Самая разъяренная скандалистка едва ли сможет причинить такие расстройства, как бывший пациент, которому было отказано в продолжении терапии. Бывало, что одиторы подвергались личным оскорблениям, подвергались нападкам их пре-клиры и сама терапия. На них возводились всевозможные обвинения, пускались в ход злые слухи. Наибольшие неудобства причиняли пре-клиры, которым было отказано в терапии до того, как они стали релизами. Даже самые настоящие релизы, чьи психосоматические заболевания исчезли и которые должны были бы быть веселы, иногда создают расстройства, если одитор отказывается доводить их до состояния клира. Множество механизмов могут быть использованы бывшими пациентами, столько же механизмов, сколько используется людьми для того, чтобы заставить других людей что-то сделать. Одним из приемов является повторное впадение в апатию и «быстрое ухудшение» состояния. Другой – яростное наступление на терапию. Третий – это личная атака на одитора. Легко увидеть, что каждый из них имеет под собой желание возобновить терапию.

   Ум знает, как он работает. От ума, который уже сделал первые шаги по пути, ведущему прочь от боли и несчастий, можно ожидать, что он будет использовать любые методы для того, чтобы заставить терапию возобновиться, если этот путь вдруг перекрывается.

   Независимо от того, насколько бывший пациент был несговорчивым ранее, в момент возобновления терапии его отношение к ней меняется. Больше нет попыток разрушительного характера, направленных против одитора или терапии, и все продолжается почти так же хорошо, как до того, как было объявлено о прекращении терапии.

   Не предполагайте, однако, что пре-клир, который был невнимательным, непослушным и вообще не хотел сотрудничать раньше, теперь припадет к терапии, как успокоенный ребенок к матери. Это далеко от действительности, с пациентом теперь по крайней мере так же трудно будет работать, как раньше, вдобавок возникнет даже некоторое количество дополнительного антагонизма, вызванного приказом о прекращении терапии.

   В этом случае одитор проклянет все на свете, если согласится работать дальше, но проклянет все дважды, если откажется. Однако из этого положения есть выход. Феномен «перенесения», когда пре-клир просто переносит свои печали на одитора, не является механизмом, который здесь работает; перенесение – это другой механизм, возникший из жажды внимания и ощущения необходимости поддержки. Перенесение может держаться вечно, если это позволить; пациент врача, например, может продолжать болеть только для того, чтобы врач продолжал с ним работать. Перенесение может возникнуть в Дианетической терапии, пациент будет опираться на одитора всем весом, клянчить советов, создавать впечатление, что он удерживает инграммы в стремлении заставить одитора продолжать усердно работать, быть доступным и интересоваться состоянием пре-клира; это все результат расчета сочувствия и является аберрированным поведением. Умный одитор не будет давать советов и не попытается руководить чьей-то жизнью, так как человек функционирует успешно только как селф-детерминированный организм. В Дианетической терапии, несмотря на отношение пациента, невзирая на то, как велико его желание «быть больным» или стремление свалить все на одитора, невзирая даже на его жестокие замечания одитору во время сессии, это состояние не продержится вечно. Исходная личность пытается пробиться на поверхность; «Я» пытается сделать себя единым целым. Даже безразличная работа со временем разрядит достаточно заряда из кейса и сократит достаточно инграмм, чтобы принести больше уравновешенности пациенту. Исходная личность становится сильнее и сильнее, и поэтому делается более уверенной в себе. По мере продвижения кейса, копания в себе, возникшие в результате постоянных: попыток достижения внутреннего мира в инграммном банке, становятся менее интенсивными, больше и больше проявляется интерес к окружающему миру. Выходом из положения является гладкая и успешная работа над пациентом, и в один прекрасный день он будет релизом, потом – клиром. Но пока что, если вы прекратили терапию над кем-то, не удивляйтесь ничему, что может случиться; вы можете исправить положение, только возобновив работу с этим кейсом.

ОЦЕНКА ОДИТОРА

   Одитор должен многое оценивать в ходе работы для самого себя. Но он не дает своих оценок и не навязывает своих мнений пре-клиру. Если пре-клир считает нечто именно тем, что сделало его больным, значит, одитор должен принимать это. Объяснения пре-клиру, что именно в инграмме так сильно на него повлияло, это не только пустая трата времени. Это запутывает пациента. Причиной того, что одитор должен вести постоянную оценивающую работу, является факт, что он не принимает придуманных или неполных данных за инграммы.

   Инцидент не поднимется, если данные в нем неверны: это происходит автоматически. Поменяйте один слог в инциденте, и он застрянет. Или, если кажется, что он ослабевает, он вернется обратно. Так что не бойтесь того, что инцидент, который сокращается при прохождениях, является неправильным. Информация в нем должна быть более или менее правильной, или он не сократится. Таким образом, одитор, который выражает сомнения в инцидентах, данных, или вообще строит из себя господа бога, будет иметь дело с предельно испорченным кейсом до того, как он продвинется далеко, а также получит пациента, которому не становится лучше. Если пре-клир начинает рассказывать инграмму о том, что мама занималась сексом с пятью эскимосами, дайте ему возможность бежать по ней и никогда, никогда, никогда, никогда не говорите ему, что вы сомневаетесь в правдивости инцидента. Если вы скажете пре-клиру, что считаете, что он придумывает, вы можете серьезно задержать терапию. А коли скажете ему, что мать имела на то свои причины – встанете на сторону оппозиции: вы уже не атакуете инграмму, вы помогаете маме атаковать пре-клира. Критиковать, исправлять или любым способом судить пре-клира ни в малейшей степени не является частью Дианетики, но становится большей причиной задержки кейса, чем любое другое отдельное действие. Одитор, который выражает свои сомнения в материале, выданном ему пре-клиром, возможно, практикует черную магию, китайское иглоукалывание, шаманство или вуду^[25], но он не практикует Дианетику. И он не получит результатов. Одно замечание пре-клиру типа: «Я думаю, что вы ошибаетесь, говоря, что ваша мать пыталась сделать аборт» или «Мне кажется, что вы это придумываете», может отбросить вашего пре-клира на 50 часов назад. Одитор не критикует и не становится судьей пре-клиру, также он не оценивает материал пре-клира для пре-клира.

   Одитор принимает к сведению всю информацию пациента, не сообщая о своих выводах. Когда пре-клир закончил повествование о том, как в пятый раз попал в железнодорожную катастрофу в своем пренатальном периоде, можете быть уверены, что вы наткнулись на фабрику лжи в какой-то инграмме.

   Рассказывать об этом пре-клиру – далеко не самый верный способ исправления положения. Правильно будет найти фабрику лжи, инграмму, содержащую высказывания типа: «Говори мне что угодно! Скажи мне что хочешь! Мне все равно что, но только скажи. Но, ради Бога, не говори мне правду, я этого не перенесу!» или «Ты не можешь сказать ему правду. Он будет очень обижен». Существуют тысячи форм фабрик лжи. И ни одна из них не является редкостью.

   Никогда не объясняйте пре-клиру причины, по которой вы что-то ищете. Если вы скажете, что ищете фабрику лжи, то фабрика лжи создаст фабрику лжи. Если вы скажете, что ищете эмоциональный заряд, вы подавите разрядку любого эмоционального заряда. Просто спокойно оцените ситуацию, сократите все, что кажется действительным, и продолжайте искать причину, почему кейс не функционирует так хорошо, как было бы возможно.

   Проверкой действительности инграммы не является ее сюжет. Сюжет – информация бесполезная. Инграммы – это просто коллекции записей, сделанных в периоды «бессознательности». Не имеет никакого значения, согласуются ли эти замечания с тем, как нужно жить, по мнению одитора, или с тем, что следует брать пример с родителей. Писатели вкладывают в книги сюжеты. Одиторы с ними дел не имеют. Инграмма в своей основе нелогична и нерациональна; не пытайтесь ее расшифровать, чтобы она казалась рациональной! Если о пациенте известно, что он порядочный и честный член общества, а инграммы показывают, что его мать еженощно выступала в роли потаскушки, примите инграммы.

   Достоверность очень легко установить. Задайте инграмме следующие вопросы:

   1. Имеет ли она соматику?

   2. Изменяется ли соматика по мере продвижения по инграмме?

   3. Сокращается ли она? (Если она не сокращается, содержание, по которому бежит пре-клир, неправильно, или инграмма находится слишком поздно на цепи и имеет множество других инграмм раньше себя).

   4. Соответствует ли содержание инграммы аберрации пациента?

   5. Соответствует ли соматика психосоматическому заболеванию, о котором известно, что пациент его имеет? Приносит ли это облегчение пациенту? (Этот пункт является более важным, чем все остальные).

   Из-за того, что в прошлом целители душ позволяли себе важно заявлять:”О, это не вписывается в мою идею о том, как нужно жить”, еще не следует, что одитор имеет право самопроизвольно изменять практику Дианетики. Лекари прошлого не добивались результатов. Дианетика добивается результатов, и одной из наиболее важных причин, почему Дианетика добивается результатов, является то, что Дианетика не пытается переиначить жизнь, чтобы та была удобной Дианетике, но применяет Дианетику к жизни. Одитор увидит много интересного и странного. Его девиз может быть таким же, как на украшающем старинный английский замок гербовом щите в виде 90-футового ворона: «Не удивляйся ничему».

   Отчет Кинси едва начал рассказывать истории, которые вы, как одитор, получите из Дианетики. То, что мать вовсе не такова, какой она показала себя Младшему и не такова, какой ее видит общество, и то, что мать и отец в действительности не ведут себя так, как они должны себя вести с точки зрения общества, еще не является достаточной причиной для того, чтобы человек оставался аберрированным.

   В психиатрических текстах мы постоянно встречаем пациентов, которые пытались рассказать психиатрам о пренатальной жизни и которым было сказано с шутовской выспренностью, что эти инциденты были выдуманными. Пациенты, от которых отказались все существующие научные школы по той причине, что их информация не соответствовала тому, во что верят в этих школах, полностью выздоровели и достигли оптимального состояния ума, гораздо более высоко-

   го, чем их бывшие менторы, частично благодаря тому, что Дианетика не ставит себя выше фактов. Одитор не только требует от пре-клира смотреть в глаза реальности за счет работы над инграммами, но он также заставляет себя смотреть в лицо реальности за счет принятия факта, что каким бы ни было содержание, если оно соответствует любому из вышеописанных условий, оно существует для терапии.

   «Одитинг» означает «слушать». Но это также означает «рассчитывать». Расчеты кейса состоят из нахождения того, где пациент отклоняется от рациональности в поведении в его повседневной жизни, но, что более важно, того, где находятся инграммы болезненных эмоций и физической боли и как к ним можно подобраться и сократить их.

   В ходе терапии пациенты открывают некоторые поразительные факты о своих родителях и родственниках. Часто пре-клиры обнаруживают (как это случилось с одним пациентом, который непоколебимо верил, что его ежедневно избивал отец), что жизнь была гораздо лучше, чём казалось.

   Часто встречаются кейсы добрачного зачатия – когда у родителей свадьба, а пациент уже в утробе матери. И эти кейсы часто бывает очень тяжело разрешить, так как они содержат много секретности в своих инграммах.

   Механизмы фабрики лжи часто пытаются придать маме дополнительных любовников и делают из папы дикого зверя, но фабрику лжи легко заметить; инциденты не ведут себя в процессе работы как инграммы: уже при вторичном прохождении их содержание сильно меняется, в них нет соматики и они не аберрируют.

   Короче, проверка заключается в том, имеете ли вы действительную инграмму, а не в том, имеет ли эта инграмма смысл. Папа мог на самом деле быть диким зверем в спальнях, и мама действительно могла заниматься любовью с квартирантами; и отец вполне мог быть кротким ягненком, несмотря на всю ту славу, которую ему дала мать после рождения ребенка, и мать могла быть холодной ханжой, несмотря на дикие истории, которые слышал пре-клир. Правда выйдет во время сокращения, но эта правда не занимает одитора, кроме как для нахождения инграмм.

   Во-первых, во-вторых и в-третьих, найдите инграммы, найдите их как можно раньше на траке для боли, позже на траке времени для эмоций, получите их, сотрите их, разрядите их, сделайте клира! То, что они не рассчитываются, как действительные данные, как раз и есть то, что заставляет аберрировашюго быть аберрированным. Оставьте сюжеты для писателей: наша задача – это терапия.

   Но не принимайте на веру всякий «мусор»: спросите о соматике, смотрите, изменяется ли боль по мере того, как пре-клир говорит. Проверяйте на предмет наличия инграмм. И черт с ним, с сюжетом!