Последовательность Оверт-Мотиватор Саентология

 Пните камень—и вы будете наказаны за нападение. Но почему камень причиняет вам боль? Ну, вы должны рассматривать его как то, что нельзя атаковать. Вы должны считать, что МЭСТ-вселенную не следует атаковать. Вот ответ, посмотрите. Никто не воспроизводит его как есть. Все, очевидно, находятся под проклятием «не атаковать это». Видите, вы не должны атаковать. Он атакует вас круто, понимаете? Мне это кажется просто поразительным. То и дело вам на голову валятся камни и все такое, но вы не должны их атаковать. Звучит как отличный способ сохранить существование вселенной.

ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ОВЕРТ-МОТИВАТОР

СКАЧАТЬ

3 апреля 1962 года

Спасибо.

Что у нас?

Аудитория: 3-е апреля, 3-е апреля.

3-е апреля? Черт меня возьми, вы правы. Одна из лекций Специального Инструктивного Курса Сент-Хилла, 3-е апреля AD 12, и у меня сегодня не о чем вам рассказать, потому что у меня висхолд.

Женский голос: Что это?

Мужской голос: Расскажите нам. Ну?

Да, у меня есть висхолд.

Мужской голос: Что это—о чем речь?

Вам-вам интересно?

Аудитория: Да!

Ну, я на самом деле пока еще не подготовил это и не оптимизировал, однако—однако я делаю последние штрихи к Классу IV.

Аудитория: А-а-хххх.

Наконец-то я добрался до границы Класса IV, и так далее, и теперь я сделал это. Я уже некоторое время повозился с этим—что делать с пунктами 3D Крест Накрест и тому подобными вещами.

И что же вы думаете? (Это все, что я вам расскажу. Это лекция совсем на другую тему). Единственное, что я скрываю, это то, что решение проблемы того, как поступать с пунктами 3D Крест Накрест, конечно, одновременно разрешает вопрос о структуре последовательности оверт-мотиватор; и я уже некоторое время назад подозревал об этом. Я просто разработал некие процессы, и все такое, которые разбирались с последовательностью оверт-мотиватор. Думаю, что это просто восхитительно. И висхолдом в этой лекции был бы тот факт, что я, по собственному интересу, обыкновенно принялся бы длинно и цветисто рассказывать вам об этом отдельном действии, потому что я ужасно заинтересован в этом—в последовательности оверт-мотиватор. Каким, черт возьми, образом, она обретает именно такой вид. И можно ли ее разобрать? Я долгое время мучился этими вопросами. Вместо того, чтобы проходить это, нельзя ли просто разобрать и уничтожить? Потому что я полагал, что это некий второстепенный феномен.

И совершенно точно, действительно, это можно разобрать и уничтожить. И это хорошая новость.

Как бы то ни было, сейчас я больше ничего конкретного об этом говорить не собираюсь. Конец висхолда. Я—я просто в восхищении, понимаете, потому что, если хорошо подумать, это как раз одна из тех вещей, которые вы делали и от которых страдаете в настоящее время—уничтожение всех по одной, выборочно на полном траке—когда это становится похоже на что-то типа стирания всех инграмм на полном траке. Это просто невозможное действие, настолько оно длинно и трудоемко.

Вы просто, например, отправляете Джима или Дика туда, и получаете все эти отерты— улавливаете? Не говоря уже о Питере. Вы сталкиваетесь с фантастическим количеством овертов. И если вы хотите страдать от каждого оверта, который вы совершили—видите, это просто невозможно. Я просто хочу сказать, что математически, за одну жизнь, вы просто умрете десяток раз, так ведь? И если у вас на каждый оверт еще есть мотиватор, например, и так далее, то как вообще жить-то?

И поэтому я возился со множеством комбинаций, имеющих отношение к идеям об энергии и МЭСТ-вселенной, и подобным штукам, и это— выходит просто замечательно. И очевидно, что это совершенно отличная идея, позволяющая убедить людей не атаковать.

Итак, я рассказал вам практически все, что об этом известно, хотя, конечно, я бы с радостью подискутировал об этом еще долгое время. Это просто механизм, предназначенный именно для этой одной вещи—и ни для чего более. Вот так. Итак, конец висхолда.

Я жутко интересуюсь Классом IV. Вы себе представить на можете. Я чуть в могилу себя не загнал, стараясь сделать это, потому что когда начинаешь ходить по верхушкам целой Массы Проблемы Целей, и просто отрицать существование того-что-есть, просто сидеть и смотреть этому прямо в лицо, и так или иначе накапливать апломб—что-то типа того,—это что-то вроде существования в сердце живой молнии, понимаете? Это просто сносит голову. Но именно так это выглядит. Это просто восхитительно.

И это просто—это просто механизм. Это даже не аксиома. Понимаете, это ничто. Потому что как вы на это посмотрите, таким оно и будет. Это было бы невозможно. И нет никакого способа, которым это могло бы стать возможным.

Понимаете, если единственное, что могло оказать на вас воздействие—это вы, в конечном анализе—вы теперь это понимаете—то тогда у вас было бы отличное алиби в отношении всего, что вы когда-либо сделали другому человеку. Вы видите, что можно было бы отсюда немедленно сделать вывод о том, что вы никому ничего не делали? Понимаете? Так что, если посмотреть на это, то это на самом деле довольно обманчивая вещь, понимаете? Вы говорите: «Ну, это…».

Женский голос: Да.

«… просто такая шутка».

И если на самом деле никто никогда не получал никакого воздействия ни с чьей стороны, кроме того, что он сам сделал, то тогда вам придется признать, что вы никогда и нигде ни с кем не разговаривали.

Аудитория: У-гу. Да.

Видите? Так что с учетом всего этого… знаете, я в течение многих лет говорил вам о том, что последовательность оверт-мотиватор— ограниченная вещь. Я знал, что она ограничена, но никак не мог найти, каким же, черт побери, способом можно это стереть. Воображаю себе, что попытаться если подсчитать все мои попытки справиться с этим, то по меньшей мере, о, получится, наверное, пятнадцать сотен, две тысячи комбинаций, попыток уничтожить это просто само по себе, таким образом, чтобы это можно было проработать в кейсе. Ничто не работало— кроме прохождения этого самого по себе.

Если посмотреть на это с множества других точек зрения, то это становится невозможно. Если только вы сами оказывали воздействие на самого себя, и никто больше, то тогда об этом можно сказать многое. Среди прочего, например, то, что вы не смогли бы даже сохранить тот же самый трак времени. Понимаете, в последовательности оверт-мотиватор много странностей. Я знал о том, что все это противоречит разуму, то в то же время осознавал, что все попадались на эту удочку, и что этот феномен присутствует у каждого.

Ну, если каждый реагирует на это, и каждый западает на это, и это прорабатывается в процессинге—вы задаете парню вопрос о том, что он сделал, и это немедленно облегчается. И его висхолды, и всякие такие вещи—все это весьма уместно. Они все облегчаются, понимаете? То есть я говорю о том, что вы можете с этим работать; вы можете оперировать этим.

Так что наша проблема не аннулирует все процессы, которые что-то могут делать с этим. Не аннулирует Предпроверку. Вы можете сесть и

провести с человеком Предпроверку—вы это знаете. Это здорово. Но как бы просто выбить весь этот идиотский расчет напрочь из головы? И я только что открыл прекрасный, широко открытый, полуденный скоростной экспресс, который может это сделать. Это просто механизм, позволяющий убедить людей не атаковать. Вот и все.

И применяемое таким образом в процессинге, это, соответственно, становится совершенно легко объяснимым—работает, другими словами. Но я не хочу оставлять вас в состоянии тайны. Я дам вам конкретный процесс.

«Что не должен атаковать А?», «Что не должен атаковать ты?». Это должно легко у вас получиться. Конечно, для того чтобы сохранять коммуникацию с данным предметом, вам необходимо добавлять «атаковать», понимаете? Кроме того, некоторым это может показаться непонятным, и тогда вам надо будет подыскать синонимы для «атаковать». Это обыкновенные заморочки, которые возникают при выпуске нового процесса.

Так что если вы выполняете оценивание овертов по Вторичной Шкале Овертов это, вероятно, даст вам возможность найти лучшее слово для данного преклира. Но все это будет работать на основе «должен» и «не должен». Но это, конечно, можно модифицировать на «может», «не может», «имеет» и «не имеет». Есть варианты. Это обычные разновидности, которые может принимать процесс.

Но если вы просто составляете список с кем-то, кто сидит посреди целой кучи мотиваторов и овертов и так далее—просто составляете список того, что он не должен атаковать, просто делаете такую простую вещь… Это, вам следует помнить, было введением. Возможно, это будет не последний процесс, который вы проведете, но это было введением по линии исследования, которое дало нам результат и внезапно превратило все феномены оверт-мотиватора в нечто совершенно обыкновенное и привычное, типа рождественской петарды. Это просто механизмы, с помощью которых люди изобретали способы и средства заставить других людей отказаться от атак. Вот и все.

Естественно, вы не хотите попадать в роль атакуемого, конечно, вы говорите им, что вас не надо атаковать. И потом вы говорите им, каким образом вас не надо атаковать, и потом говорите им, кого они должны атаковать, понимаете? И вы не замечаете только одного—что одновременно с этим и они учат вас, что вы не должны атаковать—одновременно с тем, как вы это делаете. Так что в конце концов это начинает выглядеть так, будто у вас есть последовательность оверт-мотиватор.

Понимаете, самое разумное утверждение на свете состоит в том, что есть определенные вещи, которые вы, в человеческом теле, не должны атаковать. Этот урок вы учите с подачи физической вселенной—что если вы это атакуете, то вам делается больно. В этом состоит базовый механизм и обучение, которое лежит в основе всех феноменов оверт-мотиватора. Понимаете?

Ну, если вы мне не верите, то тогда проведите такой опыт: заведите бензопилу, и суньте в нее свой кулак, и—о, ну давайте не будем такими садистами—суньте его в работающую газонокосилку. На самом деле, в этом плане можно просто найти красивую грубую каменную стенку, разбежаться и удариться об нее, и немедленно получить этот урок: что ее не надо атаковать. Потому что это, конечно, снизит вашу обладательность.

Так вы усваиваете урок о том, что вы не должны атаковать, и потом это переходит в философские громкие разглагольствования. Философские громкие разглагольствования происходят после этого факта. После того, как вы научились тому, что не стоит совать лапы в газонокосилки или—и не стоит пинать бетонные блоки, и тому подобное—когда вы все это усвоите—то тогда, само собой, вы усвоите и остаток: что то, что вы делаете по отношению к другим, случится и с вами.

Это совсем не правда. Это философская экстраполяция от того факта, что то, что вы делаете, создает отдачу. Это сводится к основному закону инерции—ньютоновскому закону инерции. Это закон физической энергии—вот он: то, по чему вы ударяете, наносит ответный удар. Просто—проще не бывает.

И вы можете построить на этой основе философию о том, что если сказать что-то критическое о Джо, то Джо критически выскажется о вас. И если сказать что-то критическое о Джо, то тогда, соответственно, вы можете испытать вред со стороны критики Джо.

Но висхолд, по сути, это не более чем ваша неготовность атаковать, или ваша неготовность попасть под атаку. Это все, что представляет из себя висхолд.

Вы можете взять любой имеющийся у человека висхолд—если он выдает вам этот висхолд, можете спросить его: «Ну, что не должно атаковать тебя в связи с этим?», и пройти это до уничтожения. И потом: «Что ты не должен атаковать данным конкретным способом»—каким бы образом вы не сформулировали это. Ваш висхолд просто испарится.

И ваша система висхолдов также работает с этим, но вот оно. Это довольно—это просто— это весьма восхитительно.

Я уверен, что вы простите мне мою увлеченность этим отдельным моментом, ввиду того факта, что это единственное усложнение, которого делает ваш кейс страшно запутанным. Вы доходите до такого состояния, что перестаете цапаться с полицейскими и ходите такой хороший, причем в качестве причины на это скапливаются самые дикие вещи.

Я лично так и не выучил этого урока достаточно твердо. Не то чтобы я плохо учился в этом отношении, просто я—никто на самом деле никогда не преподал мне как следует, что я не должен атаковать. То есть я хочу сказать, что с этим было довольно трудно совладать. Пытались.Пытались.

Я вам расскажу об одном истер—историческом примере—небольшом истерическом примере^[1]—здесь, который, может быть, покажется вам забавным. Безо всякого отношения к теме.

Один из моментов, на котором все это раскололось, был тогда, когда я рассматривал, к чему на траке я отношусь хуже всего. Я не получал одитинга; я пытался выяснить, по поводу чего я чувствовал себя хуже всего, понимаете—из того, что я сделал. Я пытался загнать это в вилку, эту последовательность оверт-мотиватор, понимаете? Для этого было необходимо сделать то и выучить это, и я в последнее время очень старался не распространяться по этому поводу, и состояло это в том, что некоторое время казалось, будто наиболее разрушительной из всех возможных вещей было бы сделать что-то с умом другого человека. Это весьма интересно. Я изучал это, понимаете, и у меня был плохой одитор, и все такое. И я пошел дальше, посмотрел на это глубже, на взятие ответственности за ум другого человека, и так далее, и выглядело все это довольно устрашающе, понимаете? Для одиторов рисовалась довольно мрачная картина.

Я не старался опровергнуть это, и вы можете получить весьма заметный удар от прохождения этого—»Чьему уму ты помог?» или что-то вроде того, понимаете? И вы бы подумали сразу, что именно это висхолдировало ваши умственные способности, понимаете—помощь кому-либо или какое-то действие с его умом.

И я прошел через небольшой период рассматривания этой вещи, и она проявила ограниченную работоспособность, хотя и имела смысл в том и в этом направлении, но, к счастью, оказалась вовсе не правильной. Дело в вовлеченной в это энергии. Это атака на вовлеченную в это энергию. Это атака на энергию. И плохо даже не атаковать энергию. Дело в том, что вы пытались убедить людей, а они пытались убедить вас в том, что атаковать энергию очень нехорошо. И вы приобрели аллергию на энергию.

Определение хорошего человека—раз уж зашла об этом речь—определение хорошего человека—это определение подавленного человека, понимаете? Человек настолько хорош, насколько он подавлен.

Впервые это заинтересовало меня в этой жизни в море. Для меня это изучение проходило в море. И одна вещь—я-я хватаю то, что меня мучит, чего я не понимаю и что я отправляю в камеру-одиночку. И я кладу это на другую сторону. И я говорю: «Странно, этот зеленый кусочек ну никак не подходит в эту розовую головоломку, понимаете? Что это такое вообще?».

Одним из таких фактов было то, что все хорошие воины, которые у меня когда-либо служили, всегда имели плохие отношения с другими людьми в тот время, когда им были нужны воины. И единственные, кто получал похвалы от патрулей на берегу, были те, кто гроша ломаного не стоил. Именно так—и гроша ломаного не стоил. В этом определенно что-то было не так.

Из пары сотен ребят у меня было шестеро или семеро таких, понимаете, и они—хо, они занимались делом, кто-то из них—за какую-нибудь там минуту или тридцать секунд—он стоял у штурвала, корректируя курс, он стоял на артиллерийской платформе, следя за обучением стрельбе, он сидел внизу, изучая учебник по химии, он работал с телеграфом в машинное отделение; и все это время поддерживал со мной беседу. И практически на каждом корабле у меня было только четверо-пятеро людей, которые на самом деле помогали мне вести бой.

Такой страшный количественный перевес, понимаете, в этом отношении. И что меня всегда удивляло, так это то, что именно такие парни всегда имели кучу неприятностей. Люди не любили этих ребят. Они всегда были в плохих отношениях. Они не то что были какими-то особенно плохими людьми, просто у них всегда была куча проблем.

Я увидел это теперь, знаете. Такой вот парень—боже мой, у него высшие оценки по всем предметам, золотые шевроны и орлы, знаете, по всей груди и плечам, он приходил на борт, читая Горация или что-то такое… он приходил на борт, неся смену белья или что-то там еще—романтика, понимаете—отмечался при трапе, спускался вниз, откладывал свою книгу и свою красивую

новую униформу. У него был самый замечательный послужной список, он всегда отвечал «Так точно», и все было просто прекрасно. Он был замечательный парень, такой тактичный. Просто молодчина, и все такое. И у него были все премии, какие только можно получить. И у него были все награды, какие только можно получить. Послужной список: «похвально», «отлично», «чудесно», знаете, и вы—читаете просто восторженные отзывы повсюду.

Но при боевых действиях он постоянно мешался под ногами. И все. Куда бы вы не шли, он все время, черт подери, стоял поперек пути. «Да иди ж ты вперед куда-нибудь», понимаете, «вон иди работай с группой контроля повреждений. Не стой на дороге». Он мог выполнять только самые неэффективные функции. Уберите его с дороги. Если он подносчик боеприпасов, то вы не можете быть уверены в том, принесут вам боеприпасы или нет, понимаете? Но таких—черт возьми—таких орлов просто десятки, они вытягивают все фонды зарплат, и получают все премии.

А с другой стороны—эти ненормальные, постоянно в неприятностях, постоянно в расстройствах. Когда корабль попадал в заваруху, без них бы все пропало. Понимаете? В этом что-то скрывается, видите?

Они вовсе необязательно плохие люди. Если посмотреть на них хорошенько, они вовсе не были преступниками, ничего подобного, но просто они никому не нравились. Этот факт постоянно меня беспокоил. Я обычно изучал это. Я провел гигантское количество исследований людей, жизни и всякого такого, и никогда не мог толком в этом разобраться. Однако береговые патрули просто любили‘тех, других. А я никогда не мог придумать, куда бы их употребить—использовать их как запасные якоря, что ли? Дело не в том, что они не выказывали мне лояльности и преданности; они выказывали. Но когда от них требовалось действие—они просто были такими же спокойными, как всегда.

Если изучить людей в состоянии стресса, в различных ситуациях и при различных функциях данного характера, то можно увидеть, что мир накопил ряд суеверий по поводу людей. Это не факты, это суеверия. Вряд ли их можно даже удостоить ранга открытий.

Наш друг—специалист по животным, психолог—все это рассовал по категориям. Он все их обнаружил. Его учебники—ни что иное, как просто миражи о том, что «должно быть», понимаете? В них нет фактов. Это просто кучка «должно быть».

Он говорит вам—всем: «Опасайтесь всех, кто проявляет активность». Это ли не интересно? «Опасайтесь всех, кто проявляет активность». В руководствах по гражданской обороне от правительства Соединенных Штатах, в той области, которая отведена— ха—психологии, что все их оговорки относятся к тем, кто станет проявлять активность. Если какой-то гражданин начинает бегать туда-обратно, говорить о том, что надо делать или не делать, винить в чем-то правительство и так далее, то как раз для такого они и заготовили сачок. И именно для этого в командах гражданской обороны работают психологи. Это люди с сачками, которые должны отлавливать тех, кто проявляет излишнюю активность. Именно так там и написано.

Я вовсе не преуменьшаю это и не преувеличиваю—мне этого не нужно делать. Я хочу сказать, что это отличный пример того, как «быть хорошим». Понимаете, вся система гражданской обороны США построена на представлении о том, что правительство, которое состоит из людей (что само по себе уже глупо), возьмет управление на себя в момент нападения, понимаете? Но их сейчас там нет. Оно вовсе не состоит из людей, это не люди, понимаете? Они расположены где-то в Канаде вдоль линии ДРП^[2], или в Мексике, или на каком-то острове—и их сейчас там нет. И в момент нападения никто не должен ничего делать, кроме как следовать контролю со стороны правительства. Вот что вы должны делать при нападении.

Вы только посмотрите—это просто поразительно! Не лучше, чем план Эйзенхауэра по высадке в Нормандии. То есть хуже уже некуда. Я, кстати, не так давно об этом узнал. Я хочу написать об этом книгу. И назвать ее «Великий Миф». Как вы знаете, я был морским пехотинцем на тихоокеанском флоте до того, как произошла эта высадка в Нормандии. И есть определенные методы, которыми осуществляются подобные высадки. А в Нормандии они сделали все наоборот—ха-ха! Вместо это они просто отправили солдат на смерть.

Как бы то ни было, я не думал, что все было настолько плохо. Но это как раз один из случаев разряда «правительству виднее» и «никто не должен делать ничего по собственной инициативе». Улавливаете? Никто—мы не собираемся ни на кого рассчитывать. Правительство—вот кто все сделает. Улавливаете? Правительство-вот кто. Так или иначе, сможет—вне всякой зависимости от чего-либо из плоти и крови, понимаете, за всем этим будет прослежено.

Итак, правительственные команды возьмут управление определенными областями города. Все отработано. Единственное, что они просмотрели—это то, что это люди, и, очевидно, рассчитывая план и график высадки и захвата плацдарма в Нормандии, они забыли учесть, что там будут присутствовать люди, и что между ними будет происходить война. Две весьма интересных промашки, не так ли?

Еще в 1941 году я заметил то, что, вероятно, не заметил никто другой, и я могу это прокомментировать. Вот что: война есть антитеза организации.

И если вы попытаетесь организовать ее, в какой-то смутной надежде на то, что при начале сражения организация будет доминировать, то вы проиграете свою войну, потому что она сводится к человеку, индивидууму, к работяге; никакие другие графики никогда не выполняются. Они просто никогда, никогда не выполняются.

Тот парень, который должен быть на таком-то месте в 5:61—ну, я могу вам сразу сказать, что он никогда до него не доберется ранее чем в пятьсот шестьдесят одну, если вообще доберется. И если весь этот сложнейший механизм зависит от того, что этот один человек должен нажать кнопку ровно в 5:61, дорогие мои, вы попали. Потому что—поймите, этот парень сделан из плоти и крови. Он смертей. А война—это антитеза организации. Война—это хаос. И единственное, что вы можете подготовить, это хаос. Так что если вам взбрело в голову это организовывать, организовывайте хаос; и это единственныйспособ что-то реально организовать.

И если вы будете организовывать ее для хаоса, то есть только одно, на что вы можете рассчитывать тотально: индивидуум. Не будет никакой гигантской тени третьей динамики, которая внезапно покроет поле боя, и все само сбой произойдет как надо. Кто эти существа, что возьмут на себя управление посреди этих гигантских городов, и установят порядок после того, как туда упадут бомбы? Понимаете? Кто они? Это человеческие существа. И вследствие этого самого обстоятельства вы можете заранее предугадать, что некоторые из них будут отсутствовать.

В космической опере мы довольно часто организовывали это лучше, чем это делается на планетах. Очень часто, очень часто, у них были относительно неуязвимые куклы; относительно неуязвимые роботы. Однако они были вынуждены строить их по причине этого другого фактора:

крайней уязвимости индивидуумов и живых существ в области бедствия. И даже в космической опере эти парни исчезали. О, мне нравится один из них. Это что-то вроде—я не знаю, как называлось это сражение; я не знаю, как Союз это назвал. Это было одно из первых сражений Гранта. Генералом со стороны конфедератов был Джонсон—в самом начале, где-то на Западе, где-то там.

Единственное, что несчастные конфедераты сделали неправильно—они составили отличный план сражения; самый чудесный, сложнейший план сражения, который только можно себе вообразить. В этот момент эти подразделения должны быть здесь, и все было четко размечено таким образом.

Само собой, все это было сделано для поля боя, на котором еще никто не бывал, понимаете? Они проиграли. Нас здорово отколотили.

На плацдарме в Нормандии: тральщикам дали двадцать минут на то, чтобы убрать все подводные препятствия со всего побережья Нормандии. Фффт! На Тихом океане мы обычно делали это три дня и использовали при этом определенные приспособления, но там они этого не сделали. У них был график, и он отработал— бззззззт! И потом семь минут на это и семь минут на то. Ни одна часть этого графика не была привязана к реальному событию. Ни одна часть этого графика не была привязана к тому, что что-то произошло. Только по часам. Видите?

Вы понимаете, в какой дурдом все это превращается через некоторое время? Если вы не привяжете что-то к какому-то событию и не скажете «Через семь минут после того, как это произойдет, или закончится, начинаем следующее мероприятие». Это можно сделать, но можно и просто сказать: «Это делается в б часов, и потом в семь минут седьмого делается это, и потом в 15 минут седьмого делается это, и потом в 6:30 будет вот это». Только тогда вы можете заранее рассчитывать на то, что назначенное на 6:15 событие не поспеет к этому моменту, и вместо этого наступит в 6:35. И команда, которая должно делать вот это в 6:30, наталкивается на команду, которая к 6:35 не закончила то, что должна была сделать, и ук—оооооо!

Видите, что происходит? Хаос—это область не размеченная по времени, не поддающаяся управлению. У вас есть только один—только один человек. У вас есть только один человек. Мне неважно, сколько учебников вы написали и сколько ученых степеней вы получили в психологии—в конечном счете у вас есть только одно. И это—человек, отдельный индивидуум. Это единственное, что у вас есть.

Он может обладать ответственностью, может иметь динамики и множество других штук, но это все, что у вас есть, и вам не стоит забывать об этом.

Понимаете, я вот смотрю на какого-нибудь южно-американского реформатора, на какого-нибудь Симона Боливара. Отличный парень он, этот Симон Боливар. В этом нет никакого сомнения. И он не поступал таким образом, но я могу вообразить какого-нибудь высоконравственного, высоко-теоретически-образованного типа, который говорит: «Так, посмотрим. Наши люди должны сделать это. И наши люди должны сделать то. И потом все это превратится в великолепную утопию. Да. Вот такой у нас график».

Итак, дорогие мои, я бы открыл этому бедняге одну тайну: что он работает только с теми индивидуумами, которые у него есть, и более ни с кем другим.

То и дело кто-то начинает пускать в меня всякие «должно быть» по поводу организаций. И я заметил это в одном эссе, которое Питер написал как-то раз спонтанно по телексу—о, это были такие нехорошие слова… Нельзя смоделировать тэтана. Но они делают это с другими людьми рядом со мной.

И люди постоянно мне твердят: «Ну почему бы вам не найти каких-нибудь «хороших ребят» для Центральных Организаций?». Это просто куча хлама, понимаете? Несаентологи говорят:

«Почему у вас так мало «хороших людей» в Саентологии?», понимаете? Где этот фантастический резервуар, именуемый «хорошими людьми»? Где он?

Я могу вам сказать, что если кто и завладеет на него монополией, то правительство США стоит тут последним в очереди. Они даже не подозревают о том, что он вообще может существовать.

Но все их действия основываются на том факте, что каким-то таинственным образом «хорошие люди» внезапно появятся сами собой, и никому ничего для этого не надо делать. Просто—просто откуда-то, «хорошие люди». Это настолько же печально, как и история о греках, которые как-то раз во время битвы, как рассказывается в «Жизнях» Плутарха, сидели и приносили жертвы богам и слушали оракулов до тех пор, пока уже не стало поздно, понимаете? Греков там косили направо и налево, кровь текла ручьями, а эти ребята сидели и изучали птичьи потроха, пытаясь увидеть из них, не пора ли начинать атаку, понимаете? «Так, тут печень плохая. Дайте мне другую птицу». Выпотрошил ее. «О, и эта печенка не пойдет». Ужас.

Это то, что называется «ждать предзнаменования до самой смерти». Какой-то боец что-то сказал по этому поводу, и вошел в историю.

Так вот, никакого такого резервуара не существует. Никакого такого резервуара не существует, и тем не менее практически у всех это работает автоматически в эти времена. «Хорошие люди». Вот что у них работает автоматически. Даже—все системы рассчитаны на «хороших» людей.

Выборы в правительство. Продвижение по рангам в армии. Учителя в школе. Все остальное тоже. Все—все, кто вам только представится— все рассчитывают на то, что из некоего таинственного резервуара, скрытого неизвестно где, придут какие-то «хорошие люди», пройдут экзамены на пригодность, и все будет просто здорово. Дорогие мои, в один прекрасный день, Сен-Луис или Чикаго, или еще кто-то… Кстати. Остальной их план работ в случае атомной бомбардировки тотально зависит от пожарных Чикаго, которые помогут тушить Сен-Луис, и от пожарных Сен-Луиса, которые помогут тушить Чикаго.

Этим тупицам и в голову не приходит, что самая простая бомбардировка накроет одновременно и Сен-Луис, и Чикаго.

Однако они все уже хорошо продумали: из какого-то таинственного резервуара, хо, появятся эти стальные парни, невозмутимые никакими бомбардировками. И что они должны сделать? Какова из первая инструкция по отношению к людям? Она состоит в том, что нужно схватить всякого, кто что-то делает—каждого частного гражданина, который не имеет должных полномочий, понимаете, не имеет волшебного значка, типа   «Пятая   пожарная   бригада»,   или «Королевские Атомные Защитники Газопровода», понимаете—у него нет такого значка, а он размахивает руками и говорит людям: «Бегите вот по этой улице, потому что она пока еще открыта!»,—если он стоит на углу и делает что-то типа этого, то тогда у бригадира сачконосов есть приказ его изловить. Для него уже изготовлена камера в ближайшей каталажке, заранее.

Именно этому обучается военный психолог: устранять активных людей. Мне это кажется. просто невероятным, понимаете? Когда я изучал гражданскую оборону в США, я просто не мог этого переварить. На самом деле на все США дай бог если наберется тысяч пятьдесят народа, который знает, что надо делать в случае бедствия, но ни одного из них не допустили до департамента гражданской обороны, что мне представляется весьма, весьма интересным. Это те люди, которые работали с гражданской обороной на различных военных театрах, при хаосе.

Но это просто замечательные организации, дорогие мои. Да, «Джордж, Билл и Пит садятся в машину Джо через три с половиной минуты после первого сигнала тревоги, из южного выхода здания»—о, нет, понимаете? Вы можете это себе представить: они никогда даже и не выйдут из автопарка. Произойдет просто какая-нибудь штука, типа того, что Билл в это утро придет на работу пешком. Понимаете?

Вы имеете дело с людьми, а не с перфокартами и подобными системами. Вы имеете дело с индивидуумами. Неважно, хотите ли вы создать лучше правительство, совершенную цивилизацию, более пригодный для обитания мир или еще что-то—основным вашим кирпичиком является индивидуум, и никаких других кирпичиков у вас под руками нет. Бог—это не кирпичик; правительство—это не кирпичик; «Общество предотвращения жестокости по отношению к неинформированным котам»—это не кирпичик. Ничто из этого—не кирпичик. Все сводится именно к индивидууму.

Насколько он хорошо или плох? А это другой вопрос. Компетентен он или нет? Соединенные Штаты—не то чтоб я особенно сегодня хотел прожарить Соединенные Штаты, но тем не менее—недавно приняли правило о том, что ни один офицер не может получить повышения до тех пор, пока его жена не будет одобрена адмиралом.

Наверное, я был адмиралом пару раз в прошлых жизнях, однако я никогда не заходил настолько далеко по отношению к людям… Честно—я никогда не заходил настолько далеко. Нет. Никогда не заходил настолько далеко. Вы просто смотрите: вот смазливая девчонка; это смазливая девчонка. Отлично. И тогда вы делаете » Фьюююю!’—знаете, вроде того. Вы никогда не начинаете добиваться того, чтобы Конгресс принял закон о том, что неотъемлемым условием пригодности офицера должна быть доступность-то есть, простите—любезность его жены.

Могу себе вообразить, как она стоит на мостике крейсера, крутя как сумасшедшая штурвал во время битвы, ага? Могу себе вообразить.

Насколько низко можно пасть? Какое это имеет отношение к делу? Однако я видел на своем веку немало офицеров, чиновников и ответственных работников, которые получали повышение просто потому, что они могли лучше махать веником в бане и выпить больше других спирта и устоять при этом на ногах дольше, чем кто-либо другой. Само собой, они и получали повышение.

Нет, это компетентность. Если вы хотите что-то сделать, то вы зависите компетентности индивидуума, не от его манер или «хорошести». «Справится ли он с работой?»—вот в чем вопрос. Это все. Справится ли он с работой?

Конечно, правда и то, что индивидуум может быть настолько мерзким и злобным, или страдать еще какими-то недостатками, что это помешает ему справиться с работой. Я никогда таких не встречал, но допускаю вероятность их существования.

Нет, индивидуум либо компетентен, либо некомпетентен.

Когда индивидуум теряет способность управлять способностью управлять своей собственной жизнью, то вы запросто можете получить коммунизм. Вы запросто можете получить все эти групповые идиотизмы, которые берут ответственность из рук индивидуума и отдают ее во власть какого-то жуткого, чудовищного монстра, с помощью которого принимаются все решения. Все принимают решения о том, что они должны делать и чего они не должны делать, можно ли плевать, можно ли дышать, и—так далее.

Но позвольте мне поставить вопрос ребром: Кто им об этом скажет? Понимаете? Вы понимаете, о чем я. Это как раз та мысль, которая никогда не приходит им в голову. Они никогда не думают об этом одном шаге. После того, как вы разрушили всех индивидуумов, кто будет для них решать? Их никогда эта мысль не посещает.

Это восхитительный моментик. Автоматика компетенции—автоматика этого гигантского резервуара компетенции, который так или иначе должен упасть откуда-то с неба.

Один из способов справиться с этим, который они изобретают—подчинить все генетике. Понимаете, вот вы выращиваете хороших лошадей. И если вы сведете кобылу с жеребцом правильно, то получите отличную лошадь. На самом деле я думаю, что никто никогда не мог заставить все это дело со сведением животных сработать как надо, однако это суеверие популярно до сих пор. Если бытие лошадью вы делаете настолько неудобным, что ни один тэтан—ни один уважающий себя тэтан—никогда не захочет иметь с этим дела, то у вас будет табун уродцев. Да-да, это так! Можете вообразить себе, как эти кони лягаются налево и направо на каком-нибудь там шоу.

Отлично. Основа индивидуума—это его способность наблюдать, принимать решения и действовать. Это способность: наблюдать, принимать решения и действовать. Он должен обладать способностью рассматривать и знать, на что он смотрит— на что он смотрит. Он должен уметь дать вразумительный отчет о том, на что он

смотрит, и уметь действовать в     соответствии с тем, что он рассмотрел.

Это же можно применить и в области обучения. Это верно в отношении студента, это верно в отношении солдата, это верно в отношении кого угодно: если он не способен наблюдать и принимать решения относительно того, что он видит, то он в плохой форме. Он в плохом состоянии- Это можно быстро определить.

Он не может не быть. То есть я хочу сказать, что—если вынуть из этого ряда любой из этих пунктов—отлично, он может наблюдать и принимать решение, но он не может действовать—каким-либо образом, боком или низом не может действовать на основании этих данных—то тогда перед вами стоит дурак.

Вот вы смотрите на того, кто может делать отличные наблюдения и отличать, на что он смотрит, но неспособен принимать решение перед тем, как действовать. Это идиот.

Вот у вас тот, кто совершенно компетентно может принять решение—совершенно компетентно может принять решение—и совершенно компетентно действовать, однако всегда делает это при полном отсутствии наблюдения. Вы получаете катастрофу, друзья мои! Это катастрофа’ Вы получаете Конгресс. Конгресс все время строит боевой корабль. Знаете, в 1896 они строили мощный, тяжело вооруженный, деревянный боевой корабль. Они на самом деле выделяли достаточно денег на его постройку. Но они не могли наблюдать, где находятся. Они как-то поскользнулись на траке времени. И таким образом вы получаете все эти штуки.

Единственный способ построить хорошую страну, с моей точки зрения… Ну, можно выдумать самые разнообразные системы. Неважно, сколько их будет. В данный момент мир просто тащится от своих систем. Уж чего нам не нужно, так это еще одной системы правления. Нет хорошей системы, но—возможно, они и могли вы ввести что-то в действие, но на самом деле у них просто нет фундамента, на котором можно строить какую-то систему.

И этим фундаментом, на котором вы построите страну, является индивидуум. Неважно, сколько коммунизмов, энгельсизмов и других теорий вы придумаете—вы никогда не получите утопии. Можно годами платонизировать круглые сутки, и при этом вы никогда не создадите действенной утопии, если только у вас не будет индивидуумов, которые будут способны наблюдать, принимать решения и действовать.

Я уверен, что Муссолини, который брал людей, которые—их довольно сильно гоняли в течение довольно большого периода времени— работал достаточно эффективно, однако все равно ему приходилось принимать все решения в Риме. Все решения принимались только в Риме. Единственная проблема, которая была у фашистского правительства в маленьком городе—что оно, может быть, и могло наблюдать, могло действовать, однако им все равно приходилось звонить в Рим, чтобы узнать решение.

Смешно в этом то, что Рим не был там для того, чтобы наблюдать и для того, чтобы действовать. Так что все это принимает достаточно жуткий вид—достаточно жуткий, и такое правительство становится весьма неуклюжим. Тем не менее, они прогрессировали, до тех самых пор, пока у них окончательно не поехала крыша. А крыша у них поехала потому, что индивидуально каждый их них не обрел достаточного определения для того, чтобы реально встать на собственные две ноги.

Главная мысль—главное, что я стараюсь до вас сейчас донести, это то, что если у вас нет индивидуума, то у вас нет ничего! И если вы идете в направлении создания системы, которая не предназначена для того, чтобы в конечном счете создавать индивидуумов, то такая система потерпит крах. Только система ради индивидуума стоит того, чтобы с ней возиться.

Если вы работаете над другой системой, которая приводит к рабству или завершается тотальным подчинением индивидуальной способности наблюдать, способности принимать решения и способности действовать—если вы поставите препятствие на пути хотя бы одного из этих трех пунктов, то вы в результате получите общество рабов. Мне все равно, какое название при этом вы для него придумаете. Так что единственная—единственная система, которая оправданна, это та система, независимо от того, насколько она временна, которая проталкивает людей именно в этом направлении.

Знаете, я сам весьма горд тем фактом, что поток посланий ко мне из Центральных Организаций пять лет назад был в пятьсот раз больше того, что я получаю сейчас. Это ли не интересно.

Обычно этот поток был просто фантастическим! Знаете: «Рон, можно я сплюну?». Дорогие мои, все было именно так. Но этот поток уменьшался, уменьшался, уменьшался, уменьшался, уменьшался, потому что мы постоянно двигались в этом одном направлении—у нас есть это гигантское преимущество. Конечно, индивидуумы становятся более независимы и более способны к наблюдению, и так далее. Я вовсе не сторонник того, что они должны совершать жуткие ошибки и сводить народ с ума, прежде чем научатся стоять на ногах. Но я всегда делаю не большой уклон в сторону того, что им лучше сделать несколько ошибок, чем следовать указаниям сверху каждую минуту рабочего времени.

Их кейсы повышаются по уровню; все повышается по уровню. Отсюда, с этого моего места, я поступаю именно так. Мы стремимся ко все большей и большей анатомии. Наши коммуникационные линии становятся все длиннее и длиннее. И как ни странно, мы действуем все более и более слаженно, и это просто фантастика, понимаете? То есть чем больше между нами расстояние, тем более слаженно мы работаем, и чем больше хороших индивидуумов мы имеем, тем больше координации и больше согласия мы имеем. Нечто особенное, правда?

Причина, ради которой создается форма организации и причина того, что я закладываю формы организации, это, по сути, первое: это необходимо, по опыту, и второе: для того чтобы добиться согласия среди членов организации с целью обеспечения возможности поступательного движения вперед.

В ранние дни я сам был первым, кто высмеивал какую-либо необходимость в организационной форме, как может подтвердить вам любой ветеран из персонала. Я часто повторял:

«Ради бога, только не заставляйте меня заниматься этим!’.

Вот так. То есть имеется некий период времени, в течение которого может существовать система, однако эта система постепенно утрачивает свою значимость, по мере того как появляются индивидуумы, способные наблюдать, принимать решения и действовать. И это единственный способ добиться прогресса, с моей точки зрения.

Я смею заявить, что если бы я имел беседу с профессором «ученологии» в «Дурдом Юнивер-сити» с социалистским уклоном по отношению к этому всеми, то я бы говорил с ним немного иначе. Я вовсе не стал бы стараться его переубедить, потому что эти шутники меня просто забавляют. И если бы он стал с жаром убеждать меня в ценности какой-то системы, то я вряд ли бы стал говорить ему о том, что я на самом деле об этом думаю, потому что его царство—это неведомая земля в неизвестном пространстве.

Я хорошо помню один спор, который у меня был с подобным типом. Это был один из ведущих социалистов Нью-Йорка. И еще до окончания вечера он, перед группой других интеллектуалов, признал и провозгласил, что теперь всесторонне согласен с одним интересным фактом. Он прошел путь от «социализм—это прекрасно» до него—до этого интересного факта: что единственный способ заставить социализм заработать—это убить всех мужчин, женщин и детей в мире. Я в конце концов убедил его, и он с этим согласился, хотя до этого он был яростным сторонником его, и имел готовую программу того, как это все можно внедрить, и в этот момент его угораздило встретиться со мной и испытать прозрение о том, в какой неприятный переплет, собственно, он попал. Тем не менее, он с этим согласился.

Он попал в него, естественно, просто тотально не замечая поддельных и двусмысленных вещей, которые я ему предлагал; знаете, просто заставляя его соглашаться по каким-то второстепенным вопросам, согласиться на то, согласиться на это. Но все это приводило к одному и тому же—что вы не можете при социализме иметь индивидуума. Понимаете?

Это стало очевидно—если вы имеете социализм, то вы не имеет индивидуума. Если вам нужен социализм, то он может существовать только при условии отсутствия индивидуума. И тогда, конечно, я постепенно привел его к тому, что в конце концов он осознал, что единственный способ реально сделать эту систему действенной ведет через уничтожение каждого мужчины, женщины и ребенка в мире. И тогда бы действительно можно было бы построить социализм. И он попался на этом. Это называется «промывание мозгов с использованием принципа постепенности».

Но вы понимаете, о чем я тут говорю.

Если мы имеем системы, которые полностью зависят от создания хороших людей, то мы никогда не выберемся из заварухи. Но если у нас будут системы, которые всех будут делать хорошими, то есть, мы имеем в виду слепое принятие того, что «теперь-я-должен-делать-это», безо всякой проверки, без решения, просто одно действие. Если мы полностью сконцентрируемся только на одном действии—на автоматическом действии—и если мы присвоим этому действию эпитет «бытия хорошим»—понимаете, вот старушка переходит улицу, а вы хороший, поэтому вы обязаны помочь старушке перейти через улицу. «Теперь я должен помочь старушке перейти через улицу». Понимаете?

Она только что прикончила свою сноху, выстрелив ей в живот, понимаете, и она несет кольт сорок пятого калибра в авоське. Впрочем, это я так, к слову.

«Теперь-я-должен-делать-это», понимаете? При отсутствии наблюдения, вы должны действовать по определенному установленному шаблону. Вот что называется у них словами «быть хорошим». И единственный способ достичь этого—подавить человека энергией, [ср. определе

ние слова «имплант» в словаре терминов—п.п.]. Вы подавляете человека. Человеку демонстрируется, что если он не подчинится этому действию, то он попадет в область слишком большого действия—большего, чем он может выдержать. Иначе говоря, он вынужден выбрать этот небольшой кусочек делательность вместо всего этого руоооооооуруооооооур, понимаете?

Вот способ заставить маленького Джонни кушать кашку—взять хороший кнут, понимаете, размахнуться как следует и влепить ему пару раз по заду, и наорать на него громко. Такое действие он не сможет конфронтировать, не так ли? Таким образом вы просто используете то, что он не может конфронтировать, для того чтобы заставить его выполнить другое действие—скушать кашку. Вот как это работает.

Есть другие способы добиться этого, например—тотальная потеря, тотальный остракизм: «Тебя выкинут из школы, если ты не будешь учиться—если ты не будешь учиться»,—о, я не знаю, чему их учат в этой школе. Мне так и не удалось этого понять, но тем не менее, «Тебя выкинут из школы, если ты не будешь учиться, твои мама и папа перестанут с тобой общаться и не будут тебя больше кормить, ты будешь валяться в канаве и станешь изгоем общества». Вот что означают отметки типа «2», «I», «незачет», если вы учитесь в четвертом или пятом классе, понимаете? Остракизм.

По сути дела, это работает даже на вас, понимаете. Я применяю это просто на основе того, что с этим надо поторопиться, или что-то вроде того. Вы воспринимаете это как остракизм—Тон на меня обозлился»,—и все такое. Я •никогда на самом деле ничего такого не чувствую.

Нет, это просто пересоздание^[3] действия, которое приводит к фиксированному состоянию делательности, которое известно нам как «бытие хорошим». Понимаете: «Мы можем создать больше энергии и действия, чем ты, и поэтому твой единственный выбор—соответствовать шаблону этой малой делательности и энергии». Улавливаете? Вы попадаете в это состояние на основе координации. Вы координируете действия довольно большого количества людей. Конечно, можно лаем построить их в шеренги и все такое, и это работает до определенного предела. Но это работает только в тех областях, где они уверены в том, что это работает, или где они знают, что оно скорее всего сработает, или типа того.

Другими словами, это будет работать только в направлении, где это соответствует их наблюдению. Они—если они могут сейчас видеть, что это работает, или если они и так не против это сделать, или если они в любом случае за принятие решения о том, что это должно быть сделано, и занялись этой делательностью, то тогда, возможно, вы можете вполне оправданно все это время орать: » Pa-pa-pa-pa-pa-pa-pa-pa-pa, я буду вас пересоздавать до тех пор, пока вы не сделаете то-то и то-то». Улавливаете? «Я могу орать громче вас, и поэтому вам придется выполнить эту делательность». Понимаете—понимаете, на чем это основано?

Однако это не тот путь, по которому следует мир. Мир идет совсем по другому пути. Независимо от того, разумно это или нет, дорогой мой, ты это будешь делать, и отныне тебе не разрешается смотреть по сторонам. Мы называем это «верой». Мы называем это «дисциплиной».

Обычно дезертира, покинувший свой пост, ставили перед остальными войсками и пускали пулю в затылок, или распинали его на колесе и забивали его до смерти, или вешали моряка в коридоре и стегали его до смерти, или просто, понимаете, делали что-то вроде того. По воскресеньям—три сотни лет назад вы никогда не ходили в церковь по воскресеньям, однако вы не упускали случая поглазеть на человека в колодках посреди городской площади, который пил пиво или совершал какое-то другое преступное действие в субботу.

Другими словами, есть множество самых разнообразных способов бросить энергию на индивидуума так, чтобы он пришел к суждению о невозможности это конфронтировать. Вот каково представление о том, как надо делать людей хорошими, понимаете?

Следовательно, он фиксируется в этом шаблоне действия, потому что у него есть два выбора: либо зафиксироваться в этом шаблоне действия, либо попытаться встать лицом к лицу со всей этим совершенно жуткой и неконфронтируемой энергией. Понимаете, о чем я?

Вот что значит быть хорошим.

Когда вы имеете тотально дисциплинированную нацию, вы терпите тотальное поражение. Нация, которая делает всех хорошими и приносит в жертву этому все индивидуальные характеристики, приносит в жертву этому наблюдение каждого человека, приносит в жертву этому способность каждого человека принимать решения—это совершенный конечный продукт: полное поражение. Вот чем это закончится— полным фиаско. Именно это происходит с каждой старой цивилизацией, и именно в этом состоит причина того, почему они становятся старыми цивилизациями. В этом состоит причина их деградации и распада. Потому что люди становятся все лучше, лучше, лучше, то есть все меньше и меньше наблюдают, и все меньше и меньше принимают решения.

Вы видите этого парня, который идет посреди улицы особой красивой походкой, не потому что он что-то там думает по этому поводу, а просто потому, что он должен следовать обычаям предков. Вы можете придумать тысячи примеров подобного сорта. И когда в конце концов общество приходит в тотальный упадок, тотально распадается, то тогда уже малейший хаос способен его уничтожить. Его можно подавить. Чем?

Если каждого члена этого общества выдрессировали на хорошего человека, демонстрируя ему его неспособность конфронтировать определенные массы энергии, то тогда, конечно, любая враждебная энергетическая масса, появляющаяся в поле зрения, может подчинить его.

Так что сам способ развития старой цивилизации предвосхищает ее завоевание, и вы видите цикл цивилизаций. Так они стареют и так они умирают.

Индивидуум стареет и умирает потому, что отказывается от своей способности наблюдать и принимать решения, и начинает жить под предпосылкой о том, что он более не может делать столько, сколько мог ранее, что он не способен выдержать столько, сколько умел ранее. И он приписывает это количеству прожитых лет. Они никогда не приписывает это понижению выносливости. Источник старости—понижение способности выдерживать. Старость—это не причина понижения способности выдерживать.

Иначе говоря, старение вызывается уменьшением способности конфронтировать действие. Это все. Это происходит не потому, что человек не может чего-то, но он просто стареет потому, что начинает верить в то, что он чего-то не может. Видите, как это происходит?

Это обратный взгляд. Если то, как к старости относятся сейчас, в настоящее время, то есть что индивидуум становится все менее и менее активным по мере количества прожитых лет—понимаете, чем больше прожил, тем меньше—понимаете, чем больше прожил, тем меньше активен—если все вокруг придерживаются этой идеи, позвольте мне обратить ваше внимание на то, что это ни в коей мере не решает этой проблемы. Следовательно, это не может быть правдой. Если все безоговорочно в это верят, то это не может быть правдой. Потому что, дорогие мои, они на самом деле в это верят. Медики и все другие верят в это.

Верно обратное: что человек стар настолько, насколько он неспособен конфронтировать энергию, и это же верно в отношении и цивилизации, и индивидуума, и чего угодно.

Вы слышите истории о том, как кто-то вернулся с побережья Данкирка^[4] седой как снег. Да, он там просто постарел. А почему он постарел? Потому что он видел море хаоса, и убежал от него. Понимаете, почему? Видите, как это происходит?

Возраст индивидуума устанавливается его способностью рассматривать действие. Индивидуум интересуется действием в плане совместного действия или действия-атаки. Действие можно применить, его можно атаковать или избежать атаки на него.

Другими словами, вы даже—вы либо имеете множество энергии, которую вы просто используете, либо атакуете энергию, или энергия вас атакует. Понимаете, я хочу сказать, что включение и выключение циркулярной пилы и распиливание на ней леса еще никого с ума не свело. Но нападение на того, кто пилит лес с помощью циркулярной пилы, кровная месть за это нападение, убийство всех этих людей, или что-то вроде того, и пуля в ответ—вот это может создать аберрацию, потому что это отделяет человека от его естественной собственности и ответственности во вселенной.

Сначала индивидуум размером со вселенную, а потом он отделяет от себя половину ее, чтобы повоевать, и так становится размером в половину вселенной, потом отделяет половину того, что у него есть, чтобы повоевать, и так становится размером в четверть вселенной, потом отделяет половину остатка, чтобы повоевать, и так становится размером в одну восьмую вселенной. Я мог бы продолжать считать и дальше, но зачем мне это делать, когда вот вы здесь?

Ваш размер по отношению ко вселенной прямо пропорционален единственному фактору: количеству произвольности, которую вы готовы проконфронтировать в этой вселенной, или количеству атак, которому, как вам кажется, вы подвергаетесь, или готовы подвергнуть вселенную. Это определяет ваш размер как тэтана. Это то, насколько вы велики как тэтан. Это ваше собственное ощущение того, с чем вы можете справиться, или с чем вы могли бы справиться.

Давайте еще раз посмотрим на математику цивилизации. Допустим, в какой-то конкретной цивилизованной области у нас имеется 100.000 людей—рассмотрим какую-то древнюю цивилизацию не особенно большого размера—цивилизацию размеров в 100.000 человек. Сначала я говорю этим 100.000 человек—этим 99.999 человекам, кроме меня самого—я им говорю: «Ну, я не менее хорошо, чем любой из вас, и я готов справиться с любым из вас. может быть, я даже могу справится с двумя или с тремя сразу, или с шестью, восемью, двенадцатью или четырнадцатью. Кто знает? Факт, что я справлюсь с любым, кто захочет со мной поспорить». И они все тоже также думают, в равной степени. И они тоже могут бросить вам подобный вызов, понимаете? Вот так,

Потом кто-то ломает себе шею или голову, ушибается головой или чем-то там—какой-то жизненно важной частью—и не может больше драться. И тогда он изобретает правосудие. Он собирает других—каких-то других довольно слабых ребят, они собираются в кучу, и изобретают нечто под названием «правосудие». А правосудие состоит вот из чего: что когда один индивидуум—когда один индивидуум ошибается, то все другие индивидуумы собираются в кучу против него. Это и есть, в конечном счете, правосудие.

Вы выходите и кладете руку кому-то на плечо: это хулиганство. Поэтому все жители Британских Островов, коллективно представляемые «правительством», выпускают ордер на ваш арест. Это ставит вас против правительства. Верно?

Женский голос: Верно.

Посмотрите. Может, вы бы и могли справиться с.одним, двумя, тремя или четырьмя, ну, если так с утра, в хорошем самочувствии, то с десятком или дюжиной людей. Но теперь вы стоите перед идеей о некотором количестве десятков миллионов.

Мне нравится этот прикол: «Народ против Джона Джонса». Где, черт побери, этот самый народ.

Это просто коллективная чушь, придуманная кучкой слабаков. Это практически единственное, что об этом можно сказать.

Ожидается, что в группе людей возникнет лидирующий куриный орден^[5]. Извиняюсь за смешивание этой метафоры, но—это ожидается. Ожидается.

Выпустите толпу рыцарей на турнир, и все закончится тем, что у них появится чемпион и опозорившийся; а что касается остальных, то они образуют постепенную шкалу, кто кого. Но они очень, очень редко станут формировать совет для противостояния всем рыцарям королевства таким способом, до тех пор пока не организуют рыцарский орден или что-то вроде того. Ордена начинают появляться тогда, когда уж слишком много рыцарей страдают от кого-то. Тогда есть причина для создания ордена. До того всем наплевать, понимаете? Видите, как это работает?

Но подумайте об этой штуке—о цивилизации. Она устроена таким образом, что индивидуум, совершивший проступок, тут же попадает в состояние противостояния с каждый существом во всей этой вселенной.

И это начинает казаться ему—я на самом деле совсем не понимаю, с чего бы это, кстати сказать—это представляется ему как «слишком много». Он подавляется, становится хорошим и подчиняется законам этого королевства—не потому, что эти законы кажутся ему справедливыми, не потому что он считает их правильными и не потому, что он принимает такое решение; он просто подчиняется закону этого королевства.

Я всегда умел вводить это в действие. Вы летите по скоростному шоссе, вы несете право и порядок в какую-то область; вешаете там несколько парней на ближайших деревьях. Понимаете, всегда можно поймать некоторое количество карманников или поджигателей, или кого-то типа того—совершенно неважно, откуда вы добудете тела. И повесить их на эшафотах и деревьях, так чтобы было хорошо видно, понимаете? И право и порядок восстановится во всех направлениях.

Просто потому, что вы и отряд из четырех-пяти вооруженных людей—больше, чем любая банда грабителей. И вы олицетворяете закон и порядок. Вся суть в простом уравнении: «Если ты кого-то ограбил—беспричинно, то мы тебя повесим при первой же возможности». Понимаете, это просто, простое уравнение, простая арифметика. И грабежи прекращаются. Грабители усваивают урок о том, что этот парень может их прищучить. Ясно?

А когда вы становитесь старым и больным, и климат Франции и Англии входит вам в кости до степени появления артрита, то тогда вы, конечно, становитесь на сторону правосудия, и вы изобретаете эту штуку. Вместо того чтобы сунуть врагу под нос здоровенный кулак правой руки, вы говорите: «Эй, слушай, народ этого не одобрит». Значительная полицейская сила. Вас будет преследовать «народ», и «народ» вас повесит.

Я никогда на самом деле не верил в подобное правосудие. Мое—любое правосудие, которое я когда-либо приносил куда-либо, было как раз этим другим типом правосудия, каким бы грубым оно не казалось.

«Ты ограбил вагон, хорошо, мы тебя повесим».

И парень начинает говорить: «Эй, а мои права, мои законы. Хартия Вольностей, и так далее»,—болтает до того самого момента, когда веревка начинает затягиваться на его шее.

Но я всегда говорил им о том, что это не имеет никакого отношения к… «Это моя прихоть. У нас тут все спокойно. И у нас тут будет все спокойно. У нас тут будет просто тишь и благодать, но не потому, что этого хочешь ты, или еще кто-то, а просто потому, что я так хочу». Таким образом можно избежать множества мотиваторов и овертов, потому что это честно.

Я всегда ненавидел противоположную идею. Я знал, что с ней что-то не так. Но никак не мог понять, что именно. Но разве это не мастерски изготовленный механизм? Просто посмотрите на него. Вы что-то делаете не так, и немедленно вашими врагами становятся несколько сотен миллионов людей. Это ли не масса? Угу?

Все добро на свете всегда приносится силой, независимо от того, индивидуальной ли, или коллективной. Добро никогда не приходит с философским убеждением.

Три парня наблюдают то, что если они не лупят друг друга по башкам, то у них получается гораздо больше добыть в лесу и на охоте. Они . видят, что когда они начинают лупить друг друга по башкам, то на следующий день охота не столь результативна, и они говорят: «Глупая идея. Давайте устроим мир и объявим войну кому-нибудь другому».

Ну, здорово. Это зарождающаяся достойная цивилизация, потому что она основана на факте наблюдения, принятия решения ими, и именно таким образом они действуют.

«О, но, понимаешь, гораздо лучше иметь закон и порядок и правосудие, это на самом деле гораздо лучше, и нужно быть очень законопослушным человеком, иначе—я и твой отец будем тебя ненавидеть. И мы—вон, видишь этого полицейского на улице». Я могу только добавить, что для того чтобы сделать вас хорошими, применялись самые разнообразные методы подавления.

Одна из странностей всего это состоит в том, что человек в основе своей хороший. Это странность. Но он получает синтетический плохой валент. Он получает синтетический валент. Он получает придуманного «бабая», понимаете? И потом он может попасть в этот валент плохого человека, и так вы получаете плохих людей. Это просто удивительно.

Если вы в это не верите, проодитируйте кого-нибудь на предмет плохих валентов. Вы обнаружите, что это самые дичайшие валенты, которые вы когда-либо встречали в своей жизни. Их ему описывают, их для него находят, это его концепции. Вы осознаете, что каждый пункт 3D Крест Накрест—это либо какая-то жизнь, которую вы сами прожили, либо ее противотерминал, представляющий просто ваши мысли о ком-то другом. Это не «кто-то другой» в целом банке. Понимаете? Никогда это не бывает «кто-то другой». Это только вы и ваши мысли. Никогда никаких реальных противотерминалов.

Ну и к чему все это сводится? Это сводится к тому факту, что если человек в основе своей хорош, то единственное, что с ним не так—это его заключенность во зле. Но зло—это ложь. Это довольно интересно. Если зло—это ложь, то что случится, если человека освободить? Он станет хорошим.

Какое же колдовство срабатывает в этом случае? Мы говорим человеку, что он злобен, и мы убеждаем его тем или иным способом в том, что он не должен нападать, потому что другие хорошие, а он—плохой.

Мужской голос: Угу.

И мы получаем другой механизм цивилизации. И один из способов сформулировать это— сказать, что все содеянное вами к вам вернется. Это карма.

Мужской голос: Ууу-гу.

Вы заплатите за все когда-либо содеянное вами—это карма. Многие люди путают последовательность оверт-мотиватор с кармой. Это совсем не одно и то же.

Последовательность оверт-мотиватор означает, что вы из-за оверта становитесь подвержены плохому отношению к чему-то, к мотиватору. Это тоже правда. Но вы знаете, почему это правда? Там говорится о том, что есть область, которую вы не должны атаковать. И это становится ключевой нотой и лебединой песнью человека: Есть вещи, которые вы не должны атаковать.

Единственная причина, по которой эта стена кажется вам твердой и может помешать вам, состоит в том, что где-то глубоко внутри вы считаете ее священной. Вы думали о том, что считаете ее священной? Но это так. У вас есть определенные священные валенты; их нельзя атаковать. Вы всех убедили в том, что на них нельзя нападать.

Жрица: Она восходит по ступеням храма, поворачивается к толпе и произносит: «Мир»,—и ей приносят жертвы на бифштекс. Она—религиозная фигура. На нее нельзя нападать.

Самые тяжкие валенты, за которые вы цепляетесь на 3D Крест Накрест, состоят из того же материала—цивилизованной структуры. Это просто механизмы для предотвращения нападений на вас. И именно по этой причине у вас есть висхолды. Вы имеете висхолд потому, что вам необходимо защитить себя от атак. Находясь в такой цивилизации, вы непременно сделаете что-то такое, вы непременно сделаете что-то такое, что запустит в действие этот механизм. Если он раскроется, то на вас нападут. Если он раскроется, то на вас нападут. Вы это знаете.

Я могу назвать сотни полицейских, не только в этой галактике, которые бы дорого дали за мое имя и адрес сейчас. По сути дела, это у них в руках. Просто подумайте—туфля на немного другой ноге.

Но у нас здесь есть—священность бытийности. Вы понимаете? Хорошая, неподверженная атакам бытийность. Хоохоо! Это вещь, понимаете?

Единственное, что в этом плохо—это то, что мы западаем на другие неподверженные атакам бытийности вокруг нас. Люди просто в ужас приходят, когда слышат, что я опять говорю что попало о христианской церкви. То и дело мы получаем фантастические комментарии на данную тему. Я—я не вижу этого сам, хотя у меня есть большие причины верить в то, что люди расстраиваются от этого. Понимаете? Я верю в то, что люди расстраиваются от этого; но я не верю, что это нельзя атаковать. Я полагаю, что любые механизмы рабовладения следует атаковать.

Основной механизм убеждения людей в том, что это не надо атаковать—показать им, что это принесет им боль. Это все, что пытаются доказать на войне. Вы идете по тротуару, и переходите через поле под огнем пулеметов, и если вы достаточно ненормальны для того, чтобы прихватить при этом с собой тело из плоти, то вы получите в нем несколько дырок, знаете? Через те места, где пролетели пули, пойдет воздух. Ясно? Так что вам не стоит так поступать. Вас накажут за нападение.

Пните камень—и вы будете наказаны за нападение. Но почему камень причиняет вам боль? Ну, вы должны рассматривать его как то, что нельзя атаковать. Вы должны считать, что МЭСТ-вселенную не следует атаковать. Вот ответ, посмотрите. Никто не воспроизводит его как есть. Все, очевидно, находятся под проклятием «не атаковать это». Видите, вы не должны атаковать. Он атакует вас круто, понимаете? Мне это кажется просто поразительным. То и дело вам на голову валятся камни и все такое, но вы не должны их атаковать. Звучит как отличный способ сохранить существование вселенной.

Но теперь мы переходим к последовательности оверт-мотиватор, пронаблюдав, что если атаковать под пулями, то можно набрать полные кишки свинца—пронаблюдав это дело—то тогда совершенно просто, понимаете, сделать вывод, что любое зло, совершенное по отношению к другим, вернется к вам обратно. После того, как парень получил первый урок—он пнул каменюку, ушиб ногу; он наехал на пулемет, и тот его застрелил—потом—чтобы он начал наносить себе самому вред за то, что снес кому-то черепушку.

И потом вы на него смотрите, а он уже ходит с сухой рукой. На самом деле он и не страдал-то толком. Вот сидит какой-то беззащитный человек, и он подходит к нему и пах!—и у того голова и отвалилась. И потом вдруг он уже ходит с сухой рукой. Вы собираетесь помочь этому как одитор, одитируете то, как он отстрелил тому парню голову. И, будь я сукин сын, его рука вдруг снова начинает работать! Потому что вы сделали чудо.

Но есть еще большее чудо, которое вы можете совершить. Каким образом его рука усохла только от того, что он снес кому-то голову? Ведь . руке-то от этого ничего не было? Откуда возникает это явление? Это последовательность оверт-мотиватор. Отчего он возникает?

Это происходит только от одного механизма: «Если ты на что-то нападаешь, то получаешь боль». И если вы можете обучить этому людей в достаточной степени, то вы получаете цивилизацию. Но все они будут рабами, все они буду в ловушке; и никто из них не сможет ясно наблюдать, ясно принимать решения или решительно действовать. И все они рано или поздно сойдут с ума.

И когда я произношу эти несколько слов, я на самом деле излагаю полностью все, что не в порядке с человеческим умом. Ничего другого просто нет. В конечном счете, нет никаких выдающихся феноменов. Как только вы узнаете основные феномены Саентологии—а именно, восприятие-как-есть, энергия и картинки, и из чего состоит вселенная, аксиомы и другие вещи подобного характера—то вы добираетесь до этого в плане процессинга, и единственное, что вы находите в своем тэтанском банке в данный момент и что приносит вам море неприятностей—то, что, по вашему мнению, вам лучше не атаковать.

Последствия возможного нападения настолько давят на вас, что вы не станете нападать. В противном случае оно пропадет. Если вы его атакуете, оно пропадет. Это одно наказание, но это единственное наказание. Нет никаких других наказаний. Все другие наказания совершенно вымышленные, и на данном этапе развития Саентологии их можно рассматривать таковыми целиком и полностью.

Я сейчас не даю вам процессов, которые надо с этим проводить. Я пытаюсь дать вам философское понимание—поймите это, до самого конца, что нет никакой опасности в том, чтобы нападать на что угодно, однако есть гигантская опасность в ненападении. Это гигантская опасность.

Отсюда можно сделать вывод, что мы собираемся сделать множество злобных людей. Ну что ж, если все они станут негодяями до того, как они снова станут хорошими в конце этого пути, то мне просто придется потерпеть до конца и пережить это, и вам тоже, потому что так уж оно устроено.

Но есть такое явление, как навязчивое стремление нападать—когда человек теряет управление над своей способностью нападать-есть много разновидностей всяких дикостей, гадостей, расстройств и так далее. Это мисэмоции, которые вне управления. Открытая атака никогда никого не приводила к неприятностям. Никогда—правда, никогда.

Единственное, что можно при этом потерять—какая-то обладательность, или что-то вроде того. Это практически единственное. Но если вам не нужна эта обладательность, то какая разница?

Это, конечно, не аннулирует того факта, что последовательность оверт-мотиватор, понимаете—это не аннулирует того факта, что последовательность оверт-мотиватор работает. Вы можете ее разобрать на части, получить висхолды, вы можете сделать все то, что вы умеете с этим делать. Я просто кропотливо пытался докопаться до корня этой структуры и выяснить, как именно она построена, и можно ли ее уничтожить, когда мы доходим до Класса IV с пунктами 3D Крест Накрест. И я обнаружил, что ее можно уничтожить, что все остатки банка в качестве общего знаменателя имеют то, что нельзя атаковать, причины того, почему нельзя атаковать, причины того, почему нельзя атаковать самого индивидуума, причины того, почему нельзя атаковать других, способы и средства помешать себе атаковать других, и так далее, и так далее, и так далее, до тошнотиков. Понятно?

И отсюда получаются все второстепенные явления, типа критики, и вы получаете все эти штуки. В том числе и последовательность оверт-мотиватор. Но это только одно явление среди целого ряда. Окей?

Голоса в аудитории: Ага, ясно.

Большое спасибо, что вы задержались. Спокойной ночи.

Мужской голос: Спасибо. Спасибо.

[1] Примечание переводчика: Здесь в лекции намеренная оговорка. -О.М.

[2] Линия ДРП, I. 4800-километровпя сегь радарных станций к северу от арктического круга, поддерживаемая США и Канадой для обеспечения предварительного подтверждения о приближении вражеских самолетов или ракет. [1955-60; Дальнее Раннее Предупреждение].

[3] Пересоздавать (Out-create): «Пересоздавать» обозначает «намеренно создавать что-то противопоставленное с целью превзойти». Более подробно см. книгу ЛРХ «Саентология: Основы Мысли».

[4] Данкирк: морской порт в Северной Франции, место эвакуации союзных сил под немецким обстрелом в 1940 году.

[5] Примечание переводчика: Здесь имеется в виду английское выражение «pecking order»-«порядок клюва», аналогичный русскому выраже- рядок клюва», аналогичный русскому выражению «право сильного». Основано на наблюдении того. что в группе домашних птиц устанавливается социальный порядок, когда лидерами становятся сильнейшие.